Читаем Сквозь всю блокаду полностью

Мой отец, военный инженер, — в кадрах флота. Он будет там, где будет его воинская часть — Высшее инженерно-техническое училище ВМФ. Он — профессор, начальник кафедры. И, кроме того, фортификатор, строит сейчас портовые укрепления. А значит, сфера его деятельности — Балтика и Ленинград.

Помнить отца я всегда буду таким, каким вчера видел его, прощаясь. Вот, похудевший за последний год, после смерти моей матери, серебряноволосый, с никогда не покидающим его хорошим цветом лица, глубокий уже старик, он ходит в своем военно-морском кителе дивизионного инженера по балкону первого этажа, смотрит грустными голубыми глазами на меня, — я удаляюсь от его дома, по улице Щорса, с рюкзаком за плечами, оборачиваюсь, чтобы махнуть ему еще раз рукой… Всегда живой, спокойный и рассудительный, он прощался со мной на этот раз без лишних слов и советов. Всё ведь и так понятно!..

Наталья Ивановна — честный, прямой и искренний человек, с которым я никогда не ссорился, мой добрый и навсегда мне преданный друг. И я всегда буду сознавать это. У неё нет специальности, ей будет трудно… Чем могу, буду помогать ей.

Андрей… Ну, инженеру-химику работа везде найдется. Моего брата, вероятно, мобилизуют, станет начхимом какой-нибудь воинской части. А может быть, признают нужным оставить его в Ленинграде, на заводской работе? Его специальность — пластмассы; заменители металлов понадобятся везде!..

Знаю одно: каждый из нас выполнит свой долг перед Родиной — в любых обстоятельствах — до конца!

26 июня

Полдень. Лежу на узкой, боковой багажной полке пассажирского вагона скорого поезда — место, взятое вчера с бою и отвоеванное у тюков и чемоданов. Душно. Спал, скорчившись и привязавшись, ремнем к трубе отопления. Вагон переполнен комсоставом: кадровым — в форме и запасным — в чем придется. Много женщин, едущих в части: телеграфистки, санитарки, врачи…

Многие спали стоя, сидя. Тем не менее обстановка мирная, разговоры самые будничные, будто все едут в обычные командировки. В вагоне есть и дети. Поезд идет хорошо, но запаздывает. Никаких признаков войны за окнами. Молодое, северное — в болотах и лесах — лето. Тепло, мирно. Не слышно ни одного самолета.

Спал крепче, чем в Ленинграде. Как-то непривычно успокоены нервы, настроение отличное, хотя от жесткой полки и болят бока. Чувство уверенности, какая-то крылатая бодрость духа.

Все провожающие — большая толпа — были сдержанны, спокойны, у кого украдкой появлялись слезы, тот старался смахнуть их скорей. Как непохоже это на обычное представление о проводах уезжающих на фронт! Когда одна старушка, припав к столбу, предалась слезам, ей сердито сказали: «Нечего тут панику наводить, отойдите в сторону!» Грубо, конечно, но характерно! Несколько женщин отвели старуху.

В вагоне пьют лимонад. В одном отделении тихо играют в карты. Многие спят.

Таким же выдержанным, готовым встретить опасность лицом к лицу был Ленинград в первые четыре дня войны. Несколько суматошным был только день 22 июня. Однако никаких признаков растерянности или испуга, кроме обывательских очередей в магазинах, я не заметил. Очереди большие были и у сберкасс; в первый день не хватило денег, привозили из банков, выплачивали; на второй день — приказ: выдавать не больше двухсот рублей в месяц.

Толпы провожающих с первого же дня — у сборных пунктов по городу. И тут, однако, все чувства сдержанны: люди долга, сознающие свое достоинство, умеют быть внешне спокойными.

За это спокойствие люблю наш народ!

До моего отъезда воздушная тревога объявлялась четыре раза. Две из них были вчера. За устройство убежищ в городе жакты только берутся.

До меня эти тревоги еще как-то «не доходят»…

27 июня. Петрозаводск

Приехал в Петрозаводск, в штаб 7-й армии, вчера. И сегодня я уже в военной форме. Получил шинель, гимнастерку, брюки, белье, сапоги, плащ-палатку, пилотку, флягу и котелок. На малиновых моих петлицах — две шпалы. Странно называться «интендантом второго ранга»: какое отношение к интендантству имеет военный корреспондент? Но такое звание мне и многим писателям было присвоено как командирам запаса, по приказу К. Е. Ворошилова, еще в 1940 году.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии