Почему бы действительно не отдохнуть? Однако к вечеру обитатели парка — десятка полтора шимпанзе — стали нервничать, а ночью Фришей разбудил невыносимый шум. Сомкнуть глаз уже не удалось. Утром выяснилось: одна из самок произвела на свет младенца, и вся колония пришла в возбуждение.
Новорожденного забрали и передали на искусственное воспитание. Обезьянник утихомирился.
Фриши посетили живших неподалеку сотрудников лаборатории Хейесов, познакомились с полуторагодовалым шимпанзенком Викки. Хейесы надеялись обучить Викки если не говорить, то понимать речь. Они хотели выяснить возможности развития шимпанзе и готовы были без конца рассказывать о проделках обезьянки, и впрямь напоминающей ребенка. Пока хозяева потчевали гостей чаем и делились наблюдениями, Викки, ловко орудуя под столом, разула и унесла туфлю Маргарет в дальний угол. Забава относилась к числу запрещенных и именно поэтому особо соблазнительных.
Опыт Хейесов проводился чуть не через сорок лет после того, как московская исследовательница Надежда Николаевна Ладыгина-Котс опубликовала нашумевшую в свое время монографию о сравнительном поведении ребенка и детеныша обезьяны. Как тут не вспомнить снова о словах Реми Шовена: «Чтобы быть услышанным мужами науки, требуется много времени».
Хейесы, естественно, не заставили Викки заговорить, но четверть века спустя зоопсихологи стали обучать обезьян языку жестов глухонемых (чем-то и отдаленно он может показаться похожим на язык танцев пчел), и метод увенчался существенным успехом.
Каждый день открывал Фришам новое в огромном естественном зоопарке вблизи университетского городка. Песчаный берег реки изрыт ходами крабов. И каких — семафорных! Оба пола появляются на свет с одинаковыми клешнями, но с возрастом у самцов одна клешня разрастается, становится почти такой же, как все тело. С головой скрывшись в нору, краб выставляет наружу сверкающую белую гигантскую клешню и время от времени поводит ею. Так он охраняет свою территорию от соседей и подает призывный сигнал самке.
В мангровых зарослях вдоль Джон-Ривер водились крабы множества других видов.
— «У каждого обычай свой, свой путь, свои стремленья. Один живет с большой семьей, другой в уединенье», — вдруг продекламировал Фриш. И сам же рассмеялся. Стихотворение Роберта Бернса посвящено птицам, никак не крабам, а приложимо оно скорее к пчелам: среди них есть и общественные виды, и одиночные.
Следующим утром Фриши отправились вдоль автотрассы, пересекающей песчаную равнину, и провели несколько часов, знакомясь с «марморизованными», словно в толченый мрамор одетыми, кузнечиками, заметно отличимыми от песчаного фона. Однако уследить за кузнечиками было очень трудно. Они то и дело совершали в воздухе непредвидимые зигзаги. Вот насекомое несется над землей. Взгляд пытается опередить его, встретить там, где оно должно было бы оказаться в следующее мгновение. Но кузнечика нет, он скрылся, свернув в сторону.
Ни у кого не видел Фриш подобного почерка. Ничего похожего на прицельный полет пчел. И до чего неожиданно возмещается отсутствие покровительственной окраски молниеносной переменной курса в воздухе. Зря гоняются птицы за этим мечущимся летуном!
Но не только потому осложнилось наблюдение за юркими созданиями: пока Фриши приглядывались к поверхности грунта и пытались разобраться в стратегии полета, их то и дело отвлекали проезжие, любезно предлагая подвезти. В конце концов Фриши действительно вернулись на машине. Но хоть и старались разъяснить по дороге, чем были заняты, им, похоже, просто не верили.
Еще через день поездка в Маринеланд. Фриши провели несколько часов в «Океанариуме» с его грандиозными, застекленными с боков бетонными водоемами, где можно наблюдать акул, скатов, пилу-рыбу, морских черепах, а главное — прирученных дельфинов.
Колокол служителя безотказно вызывал дельфинов из морской пучины. Подплыв, они во весь рост выпрыгивали из воды, но не как летучие рыбы, а стоймя, явно рассчитав силу прыжка, чтоб взять корм из протянутой высоко над водой руки.
— Какое великолепное зрелище! — восхищался Фриш. — Чего стоят мои жалкие опыты с сомиком.
Он дотошно расспрашивал о технике работы с этими сообразительными обитателями морского царства, выяснял и финансовую сторону дела: сколько стоили водоемы, каковы расходы на их содержание. Узнав, что на одиннадцатом году после открытия «Океанариум» полностью возместил вложенные в него средства, а две тысячи ежедневных посетителей, приезжающих со всех концов страны, уже сделали предприятие самоокупающимся, профессор, не скрывая зависти, вздохнул.
Пасхальная неделя прошла, и Фриши отправились в Анн-Арбор — университетский городок штата Чикаго, где Фриш уже бывал и куда только что возвратился из Африки А. Е. Эмерсон — выдающийся знаток термитов, одним из первых начавший разработку учения о надорганизменных системах, воплощенных в семьях общественных насекомых. Эмерсон доставил в университетский музей богатейшую коллекцию собранных в Конго термитников; некоторые были огромны.