Ванька, наверное, уже не застал тех времён. Сколько ему? Двенадцать? Пять лет разницы – кажется не так много, а на деле целая пропасть.
– Филонишь? – Ванька бухнулся рядом, словно намеренно двинув локтем Ае под рёбра.
– Отдыхаю, – буркнула она, потирая ушибленное место. – Это вы с дедом роботы железные, а я к такому не привыкла.
– Роботы? – переспросил Ванька нахмурившись. – Говоришь непонятное. Странные вы, городские. Дед говорит, цепляетесь за прошлое и не можете понять, что всё изменилось.
Ая закатила глаза. Ей попытки сохранить хоть какую–то цивилизацию странными не казались. Потерявшие солнце люди быстро поняли, какую опасность несёт тьма. Отгородились от ночи рукотворным светом, перекроили старые уклады жизни. Даже деревенские, как бы сильно не кичились своими традициями, жили теперь по новым правилам.
– Быстро темнеет. Успеем огонь разжечь? – спросила Ая, глядя как деловитый Макар, выбирается из кустов с целым ворохом сухих веток. – Или у вас фонари есть?
– Откуда? – фыркнул Ванька, – в нашем сельском магазине батарейки с керосином выгребли в первые же месяцы. Дед говорит, насмерть бились. По домам потом ходили, ружьями махали, пришлось все запасы выдавать. И свечи отобрали. У нас в первый год половина села сгинула, пока не додумались лучины и жировые свечи ночами жечь.
Ая верила. В городах в первые годы было не легче. Они с мамой запирались в ванной, втискивались в щель между стиральной машинкой и стеной и не смыкали глаз, пока по подъезду не начинал ходить комендант с колотушкой, возвещая о наступлении утра. Конечно, двери и замки выходцев тьмы удержать не сумели бы, но Ае с мамой везло. Порой они слышали крики с чужих этажей, утром видели скорбные процессии провожающие замотанные в полиэтилен тела, но беда долго обходила стороной их квартиру.
Первым сожрали Персика. Что-то в кошачьей голове перемкнуло и с наступлением сумерек он забился под кровать, яростно отмахиваясь когтистой лапой от неуклюжих попыток Аи его выудить. Мама, матерящаяся такими словами, какие Ая раньше слышала только от жившего в подвале бомжа, за ногу выволокла её из-под кровати. Аю тогда впервые отхлестали проводом от подвернувшегося под мамину руку фена. Потом они с мамой ревели, забившись в разные углы ванной. Под утро заскучавший Персик разорался под входной дверью. То, что было дальше, Ая предпочитала не помнить. Она до крови прокусила мамину ладонь, зажимающую её рот. Трек, грохот и хруст не стихали до самого условного рассвета.
Под стук колотушки Ая на ватных ногах выползла в коридор. Квартира оказалась перевёрнута вверх дном, двери высажены. Персик бесследно исчез. Мама уверяла, что кот мог сбежать, но Ая была уже достаточно большой девочкой, чтобы понимать – от тьмы не сбежать.
Проводник – седой сморщенный старик, древний как мамонт – деловито выложил кольцо из разномастных камней и пристроил в центре принесенные Макаром ветки. Крякнул, присел на корточки и завозился, прикрыв происходящее костлявой спиной. Струйка дыма появилась над кострищем подозрительно быстро. Ая в который раз задумалась, нет ли у старика в заначке спичек или зажигалки.
Костёр примирил Аю с суровой действительностью. Она подтащила поближе крупный булыжник, уселась на него и сунула насквозь вымокшие ноги так близко к пляшущему пламени, что явственно потянуло палёным.
– Аечка, аккуратней, загоришься же! – суетливая и шумная Надежда Павловна бросила свою порцию веток к костру, уселась рядом, прямо на холодную землю и принялась рыться в своём рюкзаке. Ая завистливо запыхтела, когда Надежда Павловна выудила маленький свёрток. Общественную поклажу проводник распределял по каким-то своим внутренним понятиям о справедливости, которые Ае совершенно не нравились. Крохотный легкий свёрток не мог стоять против топора, мешка с крупами и утвари, утрамбованных в рюкзак Аи.
– Не квохчи, – Макар, как раз дотащивший огромное бревно, упал на него, одышливо пыхтя и вытирая рукой мокрый лоб. Ему – тучному и неуклюжему – переход давался тяжелее всех.
– Что сегодня на поесть? – Ванька плюхнулся рядом с Аей, смерил её задумчивым взглядом и протянул ладонь полную крупных голубых ягод.
– Волчьи? – хмуро поинтересовалась она, ягоды всё же принимая. Желудок грустно булькнул, призывая не выпендриваться.
– Ага, специально собирал, чтобы тебя потравить, – обиженно буркнул Ванька, отворачиваясь к костру. Он по-простецки вытер красные от ягодного сока ладони о штаны, пнул мыском ботинка один из ограждающих кострище камней, выравнивая круг.
Пламя грызло ветки, плевалось пучками мелких искр, тянулось к лицу дымными щупальцами. Ноги начало основательно припекать и Ая немного отодвинулась.
– У нас негусто осталось, – Надежда Павловна пожевала губу, выпутывая из своего свёртка кусок вяленого мяса. – Котлы у кого? Ванечка, за водицей бы сбегать…
– Котлы у меня, – Макар кивнул на свой рюкзак, брошенный на другом конце поляны и попросил. – Молодежь, сами достаньте. Ноги отваливаются.