Сквозь тернии

Александр Сергеевич вспомнил, как в бытность ещё малышом, Алька неизменно уделывал внутреннюю поверхность кухонных стёкол гуашью. Было в этом что-то такое кричащее, необузданное, строптивое, идущее наперекор взрослому порядку. Алькино малолетнее сознание словно видело в подобном озорстве проявление собственных чувств – самого себя – и не желало идти на поводу у чёрствой взрослой политики. Как ни старалась Анна пресечь пагубную привычку сына, ничего не выходило. Альку не пронимали ни уговоры, ни просьбы, ни наказания – он продолжал малевать свои нехитрые узоры, вгоняя мать в отчаяние одним своим упорством. Александр Сергеевич ещё не преминул пошутить: мол, подрастёт, нужно сразу же в художественную школу определять, глядишь, воспитают очередного Малевича. Анна тогда улыбнулась и подула сыну в затылок. Тот оторвался от своего нехитрого занятия, состроил важное личико и посоветовал им всем его не отвлекать, а то иначе выйдет не шедевр, а самая настоящая каляка-маляка – сами ведь ругать снова станете! Анна не выдержала и засмеялась. Александр Сергеевич вслед за ней. Больше они не обращали на Алькино озорство внимания: Анна молча смывала наскучившие сыну рисунки, на месте которых тут же возникало что-то новое, не менее красочное и кричащее во всё мальчишечье горло. Возникала новая жизнь, которая разрасталась с каждым очередным мазком кисти, становилась ярче, а оттого теплее.

Тогда Александр Сергеевич впервые задумался о смысле бытия: а что если и наш мир так же нарисован на чьём-то кухонном окне рукой неугомонного младенца? Что если всё происходящее, не что иное, как игра детского воображения? Воображения, которое породило солнце и свет, радость и дружбу, любовь и тепло. Просто потом игра наскучила, а персонажи поднадоели. Ребёнок ушёл. Пришёл взрослый, который принялся счищать картину половой тряпкой, перемешивая цвета в грязь. Солнце погрязло во тьме – так родился страх! Радость смешалась с безразличием – так началась война. Любовь стала вожделением – так завершился род. В конце концов, всё перемешалось – так настала бездна!

Александр Сергеевич смотрел в почерневшие окно поверх макушки внука и в отчаянии заламывал пальцы.

«Вот она, бездна. Стучится с той стороны, в надежде, что её всё же пустят внутрь, на место утраченных красок. Пустят для того, чтобы окончательно смешать цвета. Но кто же тогда выступит в роли нового художника? Кто заново нарисует Солнце? Кто размешает палитру чувств?! Кто воссоздаст былой порядок? Непонятно... Страшно... Безумно...»

Алька словно прочёл мысли деда. Обернулся.

- Деда, а разве не страшно, когда с той стороны окна – постоянная тьма? Я пробовал смотреть в окна поезда метро... Я представлял, что это звездолёт, который несётся в пространстве с умопомрачительной скоростью, а я сам – космонавт, вынужденный лететь прочь от дома. Не потому что мне этого так хочется самому, а потому что иначе – никак! И, вот, я стал представлять, и мне сделалось страшно...

Александр Сергеевич сразу же понял, что внуку нужна та самая эпизодическая помощь, на которой они обозначили свои негласные отношения. Он подсел к Альке и посмотрел в чёрный квадрат окна.

- И что же ты там увидел, Алексей?

Алька сжался в бесформенный кулёчек. Потом вытянул шею, точно страусёнок, и заглянул в дедовы глаза.

- Деда, там что-то было... в темноте. Ты только не подумай, что я того! – Алька захлопал ресницами, но всё же не заплакал.

Признаться честно, Александр Сергеевич уже и не помнил момента, когда он видел внука плачущим по-настоящему. Да, случались недвусмысленные эпизоды, как сейчас – вроде и слёзы видно, и губы дрожат, и речь сбивается, – однако истинного рёва навзрыд в последнее время от Альки было не дождаться.

Не смотря на это, Александр Сергеевич поспешил успокоить напрягшегося внука:

- Что ты, Алексей, я и не думал ничего такого. Ты просто скажи, на что они были похожи... те звери, которых ты увидел под землёй.

Алька долго молчал – он словно не верил, что его рассказ можно воспринять просто так, не обременяя рассказчика дополнительными расспросами, – затем всё же не утерпел, заёрзал на своём табурете и решительно заговорил:

- Сначала я видел просто тени. Знаешь, деда, так бывает, особенно если сильно-сильно зажмуриться, а потом резко открыть глаза! А потом снова закрыть.

- Так-так, – Александр Сергеевич понимающе кивнул, силясь и тут поддержать позицию внука. – И что же?

Алька закусил нижнюю губу, снова помедлил, собрался с духом и заговорил более сдержанно: