Сквозь тернии

- Ох, горе ты моё луковое, – Александр Сергеевич потрепал шмыгающего носом внука по торчащим во все стороны волосам. – А я маме твоей сегодня сказал, что ты тут у нас взрослеешь понемногу.

Алька вскинул подбородок.

- И взрослею! Ты же сам говорил, что человеческий путь складывается из поступков и что не всегда эти поступки правильные.

- Вы только посмотрите, какой ёжик колючий у нас в квартире завёлся, – ничего поперёк ему не скажи. Ловко ты меня переиначил! – Александр Сергеевич усмехнулся. – А хорошим чем-нибудь можешь похвастаться?

- А то! – Алька шустро соскочил со своего места и пулей устремился к заваленной школьной формой кровати, перевернул кучу с ног на голову, чем-то там прожужжал – молнией от рюкзака, наверное, – и так же стремительно вернулся обратно к столу.

Александр Сергеевич встревоженно ждал.

- Вот! – И Алька, сияя от уха до уха, протянул деду сложенный вдвое лист бумаги. – Ты только, деда, сядь, когда читать будешь.

- Непременно, – Александр Сергеевич медленно осел на стул.

«Сейчас что-то отмочит. Точнее уже отмочил, судя по выражению лица и проницательному взгляду, каким он обычно пытается определить мои мысли. Что ж, расхлёбывай, деда, теперь, раз сам не уследил!»

- Мы, ниже подписавшиеся, Алексей Сергеевич Белов и Руслан Андреевич Колеватов просим педагогический совет школы номер шестьдесят шесть города Екатеринбурга, рассмотреть наше прошение о переводе в другое учебное заведение... – Александр Сергеевич, сам не зная зачем, глянул в окно, затем помассировал указательными пальцами виски и встревоженно посмотрел на продолжающего улыбаться внука. – Это что такое?

Алька пожал плечами, прищурился, явно предугадывая возможность потенциального нагоняя.

- Прошение – там же написано.

- Это я вижу, – Александр Сергеевич встрепенулся, снова взглянул на корявые буквы, выведенные рукой внука. – Ввиду непростой семейной ситуации... отсутствия других родственников... материальных средств... собственного желания, просим вас ходатайствовать о переводе нас в Суворовское Военное Училище на казарменную форму обучения... – Александр Сергеевич схватился за сердце. – Алька что это такое?!

Алька сжался, поник, превратился в трясущийся комочек отчаяния.

- Вот и Руслан не поверил.

- Во что?

- Что нас кто-нибудь поймёт.

- А что я должен понять?

- Что я сам это решил! – Алька гневно сверкнул глазами-бусинами и сжал крохотные кулачки. – Руслан так и сказал: мало ли что мы решили, всё равно последнее слово останется за взрослыми!

- Да кто этот Руслан такой?

- Мой друг. У него родители пьют по-чёрному, вот он и решил, что хватит. Потому что понял, что рано или поздно, и сам превратится в то... Во что уже превратились его родители!

Александр Сергеевич попытался расшевелить память.

- Постой-постой. Как, то бишь, его фамилия? Колеватов?

- Колеватов, – Алька стоял, широко расставив ноги и разведя руки по сторонам, сильно подавшись грудью вперёд, – точно припёртый к стене партизан, что, не смотря на близкое дыхание смерти, по-прежнему не желает идти на поводу у своих мучителей.

- Колеватов... Ну как же, помню! За его родителей на школьные собрания обычно бабушка приходила. Всё говорила, будто те в командировке...

- Ага, как же! – Алька гневно нахмурился; всё же не удержался и шмыгнул носом – Александру Сергеевичу снова показалось, что перед ним застыл вовсе не родной внук, а один из персонажей фильмов про мальчишек-партизан, что бегали в тыл к врагу, таскали на передовую снаряды и воевали рука об руку с обычными солдатами. – На вокзале их командировка: день там синячат, а под вечер, когда деньги заканчиваются, подтягиваются уроки проверять. Злыдни! Знаешь, как они его за двойки колотят? А у него двойки эти из-за того, что бабушка совсем немощная! – У Альки задрожали губы, но он не сдался – попёр до конца. – Вот Руслан и носится после школы по делам, а на учёбу забивает. А эти – родители его – всё видят и ничего не меняют! Потому что им плевать! Деда, это они должны страдать, а не наша мама! Это они заслужили боль! Ну почему так?! – Алька всё же не выдержал – заплакал. Однако стиснутых кулачков так и не разжал.

Александр Сергеевич быстро стряхнул с себя оцепенение, навеянное пламенной речью внука, обхватил того за плечи, поскорее прижал к себе. Алька казался каким-то нескладным, угловатым, выпирающим во все стороны – Александр Сергеевич не сразу понял, что внук просто пытается высвободиться из его объятий.

«Ну, ничего себе...» – Александр Сергеевич, сам не понял, как оказался в одной части комнаты, а Алька – в противоположной.

Внук продолжал что-то доказывать, но Александр Сергеевич с трудом разбирал слова. Душа походила на влажную губку, что стремительно впитывает в себя каждое новое слово, не позволяя донести смысл до встревоженного сознания.