— Скажи мне, это правда, что немцы собрались вернуть прежние порядки, те, когда наши хозяева правили нами?
Судя по тону, этот вопрос волновал его не на шутку. Я не знал, что ему сказать, тем более что в данный момент мы отступали, так что мне как-то не хотелось забивать голову подобными вещами.
Миша объявил, что хочет есть, и я отдал старику карточку для кухонного начальства. Глядя, как пожилой человек вместе с мальчиком уходит, я подумал, какое же на его долю выпало счастье быть свидетелем таких исторических событий.
Эту ночь я провел в кабинете Манштейна, прямо у выложенной зеленым изразцом печи. С раннего утра с востока ветер принес гул двигателей русских танков. Судьба вновь совершила поворот кругом, русские снова были охотниками, а мы — дичью. Пытаясь пробраться через снег, сломался один из наших тяжелых тягачей, тащивший 8,8-см орудие. Возможности оперативно отремонтировать его не было, пришлось взорвать и тягач, и орудие. Что означало для нас солидную потерю.
Связь ухудшалась с каждым днем. Получая ежедневную оперативную сводку вермахта, мы иногда с удивлением обнаруживали, что, оказывается, наше подразделение занималось «выравниванием линии фронта». Мы понимали, что формально это можно было назвать и так. Продолжали циркулировать слухи о том, что фюрер, уверовав в свой военный гений, самолично руководил из ставки в Восточной Пруссии всеми передвижениями мелких подразделений, как наше, и такое руководство приводило к ужасающей путанице.
Как уже случалось, я вновь угодил в «безлошадники». Произошло это по чистой случайности. За месяцы сражения и мы и русские захватили друг у друга массу танков и использовали их у себя. Не все ведь знают, что главная причина успеха русских при замыкании кольца окружения 6-й армии Паулюса у Сталинграда состояла в том, что им удалось с ходу овладеть мостом через Дон в районе Калача, причем с помощью танков, отбитых у моей родной 22-й дивизии. Ну а мы освоили вождение русского «Т-34», которым, кстати сказать, и управлять было проще. И еще: танки этого типа по многим, если не по всем показателям превосходили аналогичные наши. И хотя приходилось сталкиваться с трудностями по части горючего и боеприпасов, одна из захваченных у русских машин довольно долго служила нам верой и правдой.
Во время следования в темное время суток мою машину сзади протаранил именно принадлежавший нам «Т-34», едва не вдавив ее в снег. Все-таки 27 тонн веса — это серьезно. В общем, мой танк восстановлению не подлежал. Что же касается «Молотова» (так мы окрестили «тридцатьчетверку»), на нем не осталось и царапины.
Так я стал пехотинцем ударной группы, насчитывавшей около двухсот человек. Несмотря на нашу озлобленность, недоверчивость и усталость, боевой дух пока что не иссяк. И хотя вцементированный нам в мозги пропагандой идеализм относительно целей русской кампании весь испарился, хотя надежды на победу в этой войне не было никакой, мы рассчитывали вернуться в Германию живыми и здоровыми и понимали, что это возможно лишь в том случае, если мы не утратим сплоченности. Теперь нам на собственной шкуре пришлось испытать, что чувствовали русские в летние месяцы 1941 года, которые тогда только и думали, как бы вовремя ускользнуть от наших танковых клещей, зловеще смыкавшихся вокруг них. Теперь ситуация переменилась с точностью до наоборот. Русские зарекомендовали себя умелыми, выносливыми и бесстрашными солдатами, разбивая в пух и прах наши былые предрассудки о расовом превосходстве.
Пока мы находились на марше, наша артиллерия двигалась перекатами, если можно так выразиться, опережая нас на километр или чуть больше, а затем вновь пропуская нас вперед. У нас в распоряжении имелось всего два легких танка, действовавших главным образом на флангах.
Уже начинало темнеть, когда вдруг перед нами появилось вытянутое в длину с севера на юг село. Оно оказалось настолько длинным, что мы не видели его северной окраины и решили зайти с южной его части, лежавшей непосредственно перед нами, рассчитывая расположиться здесь на ночь. Между хатами мы устроили оборонительные позиции с учетом возможной атаки противника с востока, а на север вообще не удосужились обратить внимание. Мы знали, что преследовавшее нас подразделение русских было слабее нас, и уже успели привыкнуть к тому, что неприятель обычно предпочитал не тревожить нас во время ночлега, держась на почтительном расстоянии.