Скверный маркиз

— Кэролайн хотела бы… поговорить с вашим сиятельством, — еле-еле выговорила Орелия и, опасаясь, что сейчас он ответит отказом, быстро добавила: — Это чрезвычайно важно!

С жестом нетерпеливой досады, словно ему помешали, маркиз повернул обратно и стал подниматься по лестнице. Выглядел он очень торжественно, как и подобает джентльмену в такой знаменательный и ответственный день. Не взглянув на Орелию, он прошел мимо нее к Кэролайн. Лицо его было замкнутым, на нем залегли глубокие складки, словно выгравированные резцом.

Он постучал, никто ему не ответил, и он повернул ручку двери. Дверь распахнулась и явила взору маркиза ударную мизансцену, в любом драматическом спектакле такая взметнет вверх кассовый сбор: невеста главного персонажа целует в день свадьбы другого!.. Кэролайн повисла на шее лорда Фарингэма, и их губы слились в страстном сладостном поцелуе… На какое-то мгновение маркиз остолбенел, а потом его увидела Кэролайн. Лицо ее сияло небесным светом, глаза были влажны от слез, но сверкали как звезды.

— Дариус, прости, прости, — закричала она, и слова ее прозвучали как гимн радости и неземному блаженству. — Прости меня, но я не могу выйти за тебя замуж! Какое же это счастье!

Не в силах услышать ответ маркиза, Орелия закрыла за ним дверь: слишком все было неожиданно и мучительно, чтобы просто стоять и слушать. Сзади послышались шаги, и она обернулась — это подошел лакей с большим серебряным подносом, на котором стояли шампанское в ведерке со льдом и несколько хрустальных бокалов. Она поспешила воспользоваться этим удачным моментом.

— Сейчас нельзя беспокоить миледи, — скороговоркой остановила его Орелия, — поставьте шампанское вот сюда. — И лакей верным и элегантным движением опустил поднос на маленький столик, стоящий поблизости тут же, у самой стены. — А мне срочно нужно в деревню. Пожалуйста, скажите, чтобы подали дорожное ландо и попросите кучера ждать меня у черного входа на Парк-стрит…

Лакей был слишком хорошо знаком с причудами знатных хозяев, чтобы задавать вопросы, к примеру, такой: зачем надо срочно ехать в деревню перед самой свадьбой, и, ответив лишь «да, мисс, очень хорошо, мисс», как и положено, он отправился выполнять приказание.

Орелия вбежала в свою комнату. Не может она больше оставаться в Райд Хаузе! Ни секунды! Что здесь дальше будет происходить? Какое ей до всего этого дело… То, как прошел сейчас мимо нее маркиз, подсказало ей — она здесь лишняя. Лишняя, как бы ни сложились последующие обстоятельства…

Схватив старый, еще морденский плащ, Орелия на секунду замешкалась. Она была в нем, когда маркиз впервые ее поцеловал… Она потерла лоб… Нет, к чему сейчас эти неуместные провоцирующие воспоминания?.. Она достала холщовую сумку, с которой была в ту ночь, когда он помешал ей бежать из Райд Хауза… Господи, он! Снова и опять он!.. Наваждение…

В каком-то полузабытье она лихорадочно побросала в сумку свой стихотворный томик, одно нарядное платье, два-три предмета с туалетного столика и решительно вышла из спальни. Пройдя узкими коридорами, она тихо стала спускаться по лестнице вниз, в ту часть здания, где жили слуги. Здесь ей никто не встретился, коридоры и комнаты словно вымерли — почти весь штат прислуги был уже в церкви Святого Георгия, на предназначенных для них местах: всем хотелось поприсутствовать на свадьбе хозяина, насладиться созерцанием пышного зрелища и вкусить от этого лакомого удовольствия.

Ландо уже подали. Орелию никто не заметил. Сказав кучеру, куда лежит путь, она откинулась на подушки, стиснула руки и закрыла глаза, пытаясь успокоиться и унять дрожь во всем теле.

— Господи, пожалуйста, — взмолилась она, — что бы ни случилось, пусть он будет счастлив! Я желаю этого больше всего на свете: только чтобы он был счастлив!

Пошел уже четвертый день после ее приезда в поместье Морден.

Орелия вышла в сад, неся в руках писчую бумагу, чернильницу и гусиное перо. Солнце теплым лучом тронуло ее волосы, пронизало тонкий муслин платья, но ей было холодно. Она не замечала ни буйно цветущих клумб в запущенном, но прекрасном саду, ни множества бабочек, перелетающих с цветка на цветок, не слышала пения птиц. Она ощущала только леденящее одиночество, тяжким бременем осевшее в ее душе, непреходящей болью оно стискивало ей сердце. В дальнем конце сада стояла беседка — маленькое подобие древнегреческого храма. Некогда здесь работал лорд Артур Морден. Тут остались его письменный стол, диван и несколько очень удобных стульев, хотя и порядком потершихся.

Орелия разложила на столе бумагу, поставила чернильницу, положила перо и, сев, сурово сказала себе, что настало время самой зарабатывать себе на жизнь… У нее есть материал для маленькой книжки или статьи, о которых просили ее издатели. И сложились строчки стихов, только надо свести их воедино и рифмы поправить… Она сосредоточилась.

Но у мыслей, видно, был собственный путь в ее голове, далекий от благих намерений и творческого вдохновения…