Скверный маркиз

— Думаю, нам все-таки есть что обсудить, — возразил лорд Ротертон, довольно дерзко, не выпуская ее руки. — Вы оказались превосходно умны! — И очень тихо, так что его никто не мог бы услышать, с нажимом проговорил: — Однако я не желаю, чтобы со мной обращались подобным образом!

— Не понимаю… чего вы от меня хотите… милорд!

— Полно… Не надо юлить и прикидываться невинной овечкой. Вы очень хорошо это понимаете. Но обещаю вам, моя красавица, что так легко я не сдамся! Я всегда получаю то, что хочу. Получу и вас, милая, — но этому свой черед!

От ужаса у нее перехватило дыхание, гортань пересохла, но гордость не позволила ей бежать со всех ног, расталкивая присутствующих.

— Вы… ошибаетесь, милорд! — И невероятным усилием воли Орелия заставила себя говорить решительно и твердо: — Я сразу же пыталась вам сказать, когда вы удостоили меня своим… вниманием, что никогда не смогу быть вашей… женой, но мне почему-то не удавалось… сообщить вам об этом, вот почему я просила маркиза передать вам мой отказ…

— Да, он мне все сказал, — хмуро отвечал Ротертон и выпустил ее руку.

— Тогда, пожалуйста, поверьте, милорд, что нет никакого смысла нам продолжать разговор на эту тему… Я своего решения не изменю!

— Ну не будьте так уж самонадеянны. Как я уже сказал вам — я никогда не сдаюсь!

Орелия хотела было повернуться и быстро уйти, но он снова схватил ее за руку, на этот раз резким движением приблизив ее к себе.

— Я хочу вас! — жгуче просвистел он ей в самое ухо. — Слышите вы меня? Хочу! Так, как не хотел никогда и никакой женщины! Вы будете моей женой, или, если вам предпочтительнее, любовницей, но вы станете моей! Раньше или позже, но я заключу вас в объятия, и вам не отвертеться! Вам никогда не удастся из них вырваться! Знайте же это!

Он вонзил в нее эти слова с такой страстью, что Орелия отшатнулась от него, собрав все силы, и вырвала свою руку. Да, сэр Мортимер тоже напугал ее животной похотью, но лорд Ротертон показался ей сейчас гораздо страшнее. Было в его поведении и словах нечто фанатическое, маниакальное. В его интонации, взгляде, в складке его ядовитых губ угадывалось столько безумного вожделения и бесстыдства… И Орелия за все время знакомства с этим ужасающим человеком впервые ощутила упавшим сердцем, что вряд ли ей удастся избежать западни, какую он ей готовит…

А дальше все было, как бывает в кошмарных снах: тебя преследуют, ты хочешь убежать, но не можешь! Он был могуч, властен и неодолим. Он словно завладел ее волей, и, если он действительно когда-нибудь обнимет ее, она не сможет оказать ему сопротивление!

— Нет… милорд! Нет, нет! — задыхаясь, через силу проговорила она, когда он снова протянул к ней руку, чтобы обнять, но в эту минуту послышались чьи-то шаги и шорох одежды. Орелия повернула голову. К ним шла герцогиня. Неужели лорд Ротертон намеренно ждал ее здесь?..

— Добрый вечер, милорд, — как ни в чем не бывало пропела старая дама, и граф Ротертон, опомнившись, обернулся на ее голос.

Орелия, почувствовав себя на свободе, не проронив больше ни звука, бросилась вон. У самого выхода из салона она вдруг остановилась и взглянула назад. Герцогиня и лорд Ротертон сидели рядом на стульях, обитых гобеленовой тканью, и о чем-то вели разговор. Было видно, что он их одинаково занимает. С минуту Орелия понаблюдала за ними: говорят явно о чем-то важном! Но что именно у этих двоих может быть в равной степени такого уж обоюдно важного?..

Отмахнувшись от этих вопросов и выбежав наконец из злополучного с этой его обманчивой тишиной салона, она спустилась по другой лестнице и оказалась на первом этаже, не зная, куда же ей теперь скрыться.

Ей хотелось поскорее исчезнуть отсюда, из этого наполненного суетой и такого, как оказалось, враждебного к ней Карлтон Хауза, разорвать невидимую сеть зла, снова окутавшую ее, причем как раз тогда, когда она уже считала себя свободной!

Последние несколько дней она и не думала о Ротертоне и почти забыла о том, что он еще может быть для нее чем-то опасен. Ведь маркиз обещал, что граф Ротертон больше не потревожит ее, и она ему в этом поверила! Теперь, однако, она понимала, что отпор ее лишь воспламенил желания графа, что чувство, которое он к ней испытывал, не было одномоментной прихотью светского щеголя, желающего произвести впечатление на неопытную девицу. Нет, то была всепожирающая страсть матерого хищника, и Орелия инстинктивно осознавала, что и ее стремление избегать его, и просьба маркиза оставить ее в покое только распалили этот темный огонь. И удастся ли его погасить?