Читаем Скучный декабрь полностью

— Ну-ну, пан голова, — примирительно сказал инженер-путеец и пересел поближе, превратив лежащую на лавке шляпу градоначальника в изящный берет. — Это же так, развлечение, по причине серых дней настоящего. Вы бы лучше про храм рассказали. Что за храм такой? И как строить? Зима то на дворе.

— Встаньте! — страшным голосом потребовал новоиспеченный согражданин распорядитель. — Встаньте, Коломыец!

Удивленный видом собеседника, тот привстал и уставился на него. Вытащив из-под мясистого зада железнодорожника вконец испорченную вещь, голова грустно отряхнул ее и засунул в карман пальто.

— Убытки одни от этих перемен, куда ни кинь убытки. Скоро до ветру выйдешь, а и подштанники кто-нибудь снимет. — вздохнул он и продолжил. — вы вот представьте согражданин железнодорожник, что будет в нынешнем апреле?

— Как что? Весна будет, пан распорядитель, — ответил пристыженный Коломыец, — за шляпку — то, просим прощения очень. По недогадливости и из лучших побуждений, не заметили-с. Пан Шмуля, налей, будь ласка, пану распорядителю Кулонскому что- нибудь.

— В апреле, сограждане, прибудет победа всемирового анархического движения над врагами — обстоятельствами! Повсюду празднества намечены! А куда поедут делегаты? Куда делегаты от народа поедут?

— Куда? — глухо поинтересовался пан Мурзенко, не поднимая лица от скрещенных рук. После того, как выяснилось, что ни муки, ни макарон выделено не будет, славный торговец сеном интерес к анархо-синдикализму потерял и, выпив еще пару рюмок лишь изредка всплывал на поверхность, в прочее время развлекаясь пьяным жужжанием раздававшимся в голове.

— Поедут, стало быть, в храм Свободы, торжество справлять. Гуляния будут, музыкантов пригласим… из Варшавы! — патетически произнес градоначальник недобро зыркнув на Штычку лакомившегося ромом в углу. — Так, что до апреля должны успеть построить, как пить дать.

— Nemo obligatur, пан голова. — влез хмелеющий философ Кропотня. — Что значит, невозможное совершить невозможно! В зиму такого подвига содеять не удастся. Ни фундамент поставить, ни стен.

— На такое, согражданин Кропотня, иные планы предусмотрены. Храм будем производить организовано, из полицейского участка. Он уже пустует, после пана Вуху, царствие ему небесное. Надстроим этаж, и общий вид придадим … Свободный… Крышу перекроем, крыльцо…

— Может, тогда просто вывеску поменяем? — предложил пан Штычка, тепло воззрившись на Кулонского, — «Полицейский участок» на «Храм Свободы». А на сэкономленное погуляем? Отметим со всей трудовой страстью?

Общество зашумело, одобряя это простое и изящное предложение. Пан голова, огорченный тем, что столь гениальная мысль не пришла к нему в голову, сам налил себе из стоящего на столе штофа и выпил. Саратовский ром затуманил разум, и Антонию Кулонскому показалось, что с застрехи над его головой за ним наблюдает усатый десятник с Закрочима. Пан Вуху строго грозил ему пальцем и пучил глаза.

«Бесы! Бесы кругом!» — пронеслось в голове у градоначальника и он замер, размышляя, как же все-таки мерзко все поворачивается. — «Вывеска всего — то на меру муки будет, а остальное можно было бы сэкономить. Вот ведь старый пень. Штычка этот тоже хорош, никакого понимания, ляпает языком, что корова. Эхехе»

— Mulier viro subdita esse debet, non vir mulieri — невпопад бормотал Кропотня, утопивший твердый фундамент разума в довоенном роме. — Что значит: Муж жене на возу легче. А вот жениться я так и не сподобился! Не сподобился, любезные паны. Как лист на быстрой воде несом бурей в никуда. Над черною водою, аки младенец, не ведающий зла. Нету радости в жизни, добродии. Нету! Одна пустота и метания. Налейте мне пан Шмуля, потому как я пьян и печален. Я липовый листок! А река каждый раз нова! Мы входим в нее еще и еще, но радости не будет. Не будет радости, потому что не найдешь ее средь горестей.

— Шли бы вы уже до дому, пан учитель. — заботливо предложил хозяин чайной, — завтра вон еще храм строить. Забот будет ойойой сколько.

— А я с вами, пан Шмуля, стреляться намерен. За такое оскорбление Аристотеля. Вы не признаете Аристотеля, как мне кажется! Вы диалектик, пан Шмуля? Я не потерплю тут… Я — агностик! С пяти шагов стреляться будем. Несите мне пистолеты, добродии! Налейте уже всем! — закончив фразу, пан философ впал в беспамятство.

— Конечно агностик, пан философ, раз уж пить не умеете. — владелец чайной выпил рюмочку. — Пили бы воду и не имели подобного настроения.

— А не сделать ли нам променад, панове-сограждане? — предложил железнодорожник, в то время, пока собрание предавалось терзаниям и печалям, каждый по своему поводу. — для душевного здоровья и избавления, врачи рекомендуют. А и по морозцу стременную выпить никто не запретит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза