Скучная жизнь одного Бон Хва

— Юночка, Хи Син дело говорит. — складывает руки на груди тетушка: — Как ты такая хрупкая и судиться будешь? Тебе надо о деточках думать, о семье. Позавчера Вон-аджума заходила, у нее сыночек только что устроился в офис окружного прокурора работать, пусть на маленькую должность, но ты их семью знаешь, долго он там не просидит. Он высокий и симпатичный и ему уже женится пора. А уж как для семейного дела полезно будет!

— Но, тетя… я же уже говорила, что у меня есть Ю Джин.

— Юночка, сколько тебе говорить, бросил тебя твой Ю Джин. Да и был ли? Это же детская влюбленность! — хмурится тетушка: — Ай, да что с тобой сделаешь!

— В самом деле, Юна. — говорит дядя и все замолкают: — у тебя есть возможность не работать вовсе. Воспользуйся ею. Знаешь что? Давай я выкуплю у тебя вашу с мамой долю, а взамен — пожизненный пансион и фиксированная выплата каждый месяц. Выплата, превышающая заработную плату специалиста первого разряда. Что скажешь? Можешь не отвечать прямо сейчас, подумай. Я уже говорил с твоей матушкой, она согласна, дело только за тобой… ты же знаешь, что она сейчас… — он не заканчивает, но Юна прекрасно понимает, что он хочет сказать. Он хочет сказать «испытывает временные финансовые трудности». И это еще мягко сказано. Ее мама никогда не умела распоряжаться деньгами, продолжила жить на широкую ногу, даже несмотря на то, что папа умер и у них не осталось источника дохода, кроме дивидендов от фирмы. Очень быстро матушка влезла в долги к дяде… в большие долги. Никто, конечно, не собирался предъявлять эти долги к оплате, в конце концов «мы же семья», но она чувствовала, что с каждым займом, взятым мамой у дяди, она словно становилась все ниже и ниже в его глазах. Вот и сейчас… как она может отказать ему? Он столько сделал для нее, а она — откажет?

— Я… подумаю, сонбэним… — отвечает она, сглотнув слюну. Ей становится трудно дышать. Она вдруг понимает, что у нее нет выхода. Никто не станет ставить ее на нормальную работу. Никто не видит в ней квалифицированного специалиста. Дядя просто выкупит ее долю в фирме и отправит ее замуж. Что она может с этим сделать? Воспротивиться? Да, сейчас не Средние Века, но… ее мама должна дяде очень большие деньги. И, конечно, дядя не будет предъявлять иск в суд по этим долгам. Пока она ведет себя правильно. Что же, если она станет вести себя неправильно? У ее матери отберут дом. И машину. И оставят без средств к существованию. Нет, конечно, никто не выбросит маму на улицу, все-таки жена покойного брата. Но заставят кланяться за каждую подачку. Что она может сделать? Продать долю кому-то другому? Вот это был бы выход, но… это же как ударить своей же семье в спину!

Она сжимается. Она думает, что на ее месте Ниро Вульф обязательно нашел бы выход. Но Ниро Вульф — гениальный детектив, а его помощник Арчи Гудвин — специалист по физическому насилию и обаятельный сукин сын. Она же — ни то, ни другое.

— Вот и хорошо. — дядя переключает свое внимание на Су Сина: — А у тебя какие новости? Как дочка растет? Слышал выиграла какую-то грамоту на музыкальном фестивале? Это хорошо, больше шансы хорошо выйти замуж, если много заслуг у невесты. Ну, рассказывай…

Юна встает, прижимает платок ко рту, извиняется и выходит из гостиной. Ей дурно. Она понимает, что все это время обманывала себя. Думала, что ей и правда позволят работать в фирме. Но никто и не собирался…

Она бежит по коридору, поднимается по лестнице и наконец находит тот самый тихий закуток, в котором она часто пряталась в детстве от назойливых братьев. Балкон на мансарде. Тихое место. Она садится на скамейку и начинает рыдать, стискивая пальцы рук и задыхаясь. Несправедливо! Она — дочка своего отца и она не виновата в том, что она — женщина и у нее заболевание! Она не хочет сидеть на пожизненном пансионе у дяди, выпрашивая подачки и заглядывая ему в рот всю свою жизнь! Она хочет быть свободной. Хочет быть специалистом. Выступать в суде и выигрывать дела! Как ее отец, например.

— Эй. — раздается голос и она — цепенеет. Голос? Кто это?

— Это я, Ё Син. — говорит человек и проходит на балкон. В нагрудном кармане — платок с вышитой монограммой. Действительно Ё Син.

— На вот. — он протягивает ей свой платок, и она некоторое время колеблется. Что там? Может быть, он спрыснул платок кайенским перцем, чтобы посмеяться над ней? Она отгоняет эти мысли, они же уже не дети. Осторожно подносит к глазам, вытирая слезы.

— Отец никогда не даст тебе вести практику. — говорит он, опираясь на перила балкона: — Ты же знала.

— Откуда мне знать!

— Юна, ты умная. — тихо отвечает Ё Син: — И ты все это знала. Просто… не хотела верить. Ты всегда жила в своей реальности. Мне очень жаль.

— Жаль? Чего именно тебе жаль?

— Жаль, что я не понял этого раньше. — пожимает плечами Ё Син: — Вокруг меня сплошные идиоты. На работе и дома. Когда ты умный, это значит, что ты — одинокий. Знаешь, меня тоже сватали недавно… за какую-то дуреху из «хорошей семьи».

— Так тебя можно поздравить? — осторожно спрашивает она.