Скрытый Пророк

Ульдиссиан знал, как опасно владеть такими сильными навыками. Он и сам не раз становился жертвой самомнения — быть может, трагическое путешествие с несчастным мастером Фахином было тому страшным напоминанием. Ведь Ульдиссиан считал себя неодолимым, недосягаемым. Он всё спланировал идеально… Или так он думал. Сейчас это казалось таким опрометчивым, таким нелепым — предполагать, что можно просто войти в столицу восточной части света и потребовать права говорить с лидерами, не страшась предательства или последствий.

— Да, я смогу найти твоему телу куда лучшее применение, — Терул — нет, Малик — сделал шаг к Ульдиссиану, крепко сжимая осколок. Ухмылка великана становилась чрезвычайно злобной. — А теперь, сын мой, желаешь ли ты признаться в чём-либо перед тем, как обретёшь полнейшее забытьё?

Ульдиссиан попытался очистить голову, но боялся, что уже слишком поздно. Изменение Маликом заклинания мага пока никоим образом не ослабило хватки на нём. Да, в лучшем случае это была отчаянная надежда, но в то же время это была единственная надежда Ульдиссиана.

— Не желаешь? Что ж, тогда мы начнём, — Малик приложил частицу кристалла к груди Ульдиссиана. Высший жрец начал тихо нашёптывать…

В этот момент тепло стало передаваться от камня Ульдиссиану. Поначалу он подумал, что это часть заклинания жреца, но затем туман, который мешал ему сосредоточиться, начал рассеиваться. Его сила вернулась…

Но изменение в нём не осталось незамеченным. Малик нахмурил брови:

— Что за?..

Дух не продолжил. Точно так же, как в джунглях с Мендельном, Ульдиссиан дал волю эмоциям. Не было времени поступать иначе.

В месте прикосновения осколка возникло яростное оранжевое свечение.

Великан издал вопль, когда свирепая сила выжгла его кожу, его мышцы и всё под ними. Лицо стало ещё безобразнее, когда бушующая энергия вырвала губы и веки Малика. Затем глаза расплавились, так что остались одни глазницы, а челюсть безвольно отпала.

Мучитель Ульдиссиана рухнул грудой костей.

В то же время заклинание, удерживавшее сына Диомеда, наконец рассеялось. К несчастью, это привело к тому, что Ульдиссиан, изнурённый не только приложенными усилиями, но и пытками Зоруна Тзина, больно упал на пол. Он был не готов защититься, и простое падение оставило его разбитым и, что ещё важнее, оглушённым.

Привели его в чувство как будто бы голоса, а может быть, один голос, много раз отдавшийся эхом в его голове. Ульдиссиан перекатился на бок, и его взору предстало тошнотворное зрелище сожжённого трупа. Рассыпающиеся пальцы одной руки задёргались, и Ульдиссиан уж было подумал, что Малик выжил, но затем тело снова затихло.

Не уверенный в том, что сможет проделать то же самое с Зоруном Тзином или кем бы то ни было другим, кто придёт за ним, Ульдиссиан теперь желал только одного: быть как можно дальше от убежища мага. Дальше…

И вот он исчез.

* * *

Зорун не мог понять не только того, почему три самых старших мага, служащих принудительной длани совета, соизволили лично явиться в его жилище, но и того, почему они расспрашивали абсолютно обо всём, что он рассказал, так, словно они уже знали, что он солгал. Он не ощущал заклинания правды и знал, что, какими бы способными они ни были, эти трое — даже высокий, худосочный Нурзани — не обладали достаточной силой, чтобы наложить такое заклинание, какое бы он, Зорун Тзин, не смог бы уловить.

Трое стояли перед ним подобно жнецам, на каждом из них был надет оранжево-коричневый объёмистый плащ с узким остроконечным капюшоном принудительного ордена. Кетуя едва можно было разглядеть под его капюшоном — кожа его было чёрной, почти как тень. Только его лукавые глаза были по-настоящему видны. Амолия, чьи корни восходили к поселенцу-ассенианцу, потомки которого заполонили теперь северную часть столицы, была по сравнению с ним, как привидение. Её кожа была бледной, как слоновая кость, и Зорун знал, что после дня, проведённого на солнце, она останется такой.

— Гильдия торговцев настояла на полном расследовании смерти мастера Фахина, — спокойно говорила Амолия. — И мы, конечно же, согласились.

Зорун ожидал этого: некоторые из его коллег активно пользовались связями и маршрутами торговца, чтобы добывать предметы, необходимые им для частных нужд. Смерть Фахина, хотя и не сказалась на Зоруне, наверняка воспрепятствовала заклинательной деятельности нескольких членов совета.

И всё же, когда он впервые сообщил работодателям о своём «провале» и «кровожадности» Ульдиссиана, он дал ответы, которые должны были удовлетворить каждого. Как он сказал после Терулу, придумывать на ходу было довольно легко.

Так почему теперь даже у Зоруна возникли проблемы с его историей?

— Я буду счастлив снова представить факты, когда состоится слушание, — ответил он, зная, что не может сказать ничего иного. Ко времени, когда соберётся слушание, нити, вылезшие из его истории, затянутся, словно по волшебству.

— Считай, что оно состоится прямо сейчас, Зорун Тзин, — пробормотал Кетуй.