Как только мы разделись, он лег на меня сверху и погрузился в меня. Я ахаю от неожиданного вторжения, но прихожу в себя и обхватываю его ногами за талию, открываясь еще больше. Сальваторе не двигается. Я слегка приподнимаю таз, извиваюсь бедрами, пытаясь подтолкнуть его, но он остается неподвижным, растягивая меня до экстаза своим огромным членом.
Он скользит рукой между нашими телами, по моей груди, затем по животу, пока не добирается до моей сердцевины. Вздрагиваю, когда он проводит пальцем между моих ног и прижимает его к моему жаждущему прикосновений клитору. Я глажу пальцами его густые волосы и прикусываю подбородок. Давление между ног нарастает, когда Сальваторе продолжает дразнить меня пальцем, и мне хочется кричать от желания, чтобы он начал двигаться. Но дьявол остается неподвижным.
— Сальваторе! — Я взвизгиваю, а затем хнычу, когда он щиплет клитор.
— Да, Милена? — Он прикусывает мою губу.
— Хватит меня мучить.
— Хорошо. — Он убирает руку, и я вскрикиваю от разочарования.
— Ты покойник, — говорю я сквозь зубы.
— Определись уже, cara. — Он облизывает мою шею, затем вводит в меня член. — Ты этого хочешь?
Я сжимаю ноги вокруг его талии и крепче вцепляюсь в волосы на затылке, затем впиваюсь зубами в его плечо.
— Да.
Я чувствую, как он вздымается во мне. Запустив пальцы в мои волосы, Сальваторе выходит из меня, чтобы затем снова войти в меня с такой силой, что меня проталкивает по кровати, и я едва не ударяюсь головой об изголовье. Возможно, так бы и случилось, если бы он не успел подставить под удар руку.
— Всегда все планируешь заранее, — вздыхаю я, а затем стону, когда он снова входит в меня.
— Разумеется. — Еще один толчок. — Ты думала, что я допущу, чтобы ты пострадала?
Я открываю рот, чтобы сказать «нет», но следующим движением он вгоняет член так глубоко, что задыхаюсь от собственного дыхания. Мои внутренние мышцы спазмируют, и я перемещаю руку к его горлу, слегка надавливая. Пальцы в моих волосах сжимаются в кулак. Сальваторе проводит рукой по моему бедру, поднимает мою ногу и отводит в сторону, и входит в меня еще глубже. Он целует вдоль челюсти по направлению к моему рту, пока наконец не достигает моих губ. Я захватываю его нижнюю губу между зубами и прикусываю. Толчки усиливаются. Я надавливаю на губу все сильнее, пока не ощущаю металлический привкус крови. Сальваторе впадает в неистовство.
Кровать подо мной скрипит, изголовье бьется о стену в такт его ударам. Как будто мы находимся в эпицентре чертова землетрясения, и меня безжалостно — бах— красиво — бах — разрушают.
Я кричу, кончая, и перед глазами вспыхивают белые звезды, а Сальваторе продолжает вбиваться в меня. До тех пор пока сам не находит разрядку, опаляя своим жаром, изливаясь в меня. Он делает последний толчок. Звук ломающегося дерева заполняет комнату.
* * *
Я поднимаю голову от груди Сальваторе и прослеживаю мизинцем линию его брови, затем опускаю его вниз и провожу по подбородку.
— Не могу поверить, что ты сломал кровать.
— Она была старой, — говорит он и поворачивает голову в сторону, чтобы поцеловать кончики моих пальцев.
По всей длине изголовья идет длинная горизонтальная трещина. С декоративными завитушками по бокам оно, конечно, кажется старинным.
— Сколько примерно ей лет?
— Лет сто, или около того.
Я пораженно смотрю на него.
— Ты уничтожил чертов антиквариат. Варвар.
— Ты слишком много ругаешься, Милена.
— Да что ты? — Я смеюсь. — Мы купим новую кровать в «Таргет».
— Мы не будем покупать кровать в «Таргет».
Я приподнимаю бровь.
— В тебе заговорил сноб?
— Да, — отвечает он и берет меня за подбородок. — Но ты все равно меня любишь.
Это утверждение. Сделанное ровным тоном, каким он приказывает людям. Однако в его светло-карих глазах, читается вопрос.
— Но я все равно люблю тебя, Торе. — Я улыбаюсь.
Его взгляд переходит на мои губы и задерживается там.
— Я тоже тебя люблю.
У меня перехватывает дыхание. Он переводит взгляд обратно на меня, а другой рукой ласкает мое ушко.
— Прости меня, — говорит он. — Я знаю, что это нелегко. Быть любимой мной.
Я прикусываю нижнюю губу и делаю глубокий вдох.
— Ты ошибаешься. — Я знаю, что он любит меня, но когда это говорит, все становится по-другому. То, что он дошел до того момента, когда может произнести три маленьких слова, значит больше, чем само чувство. — Быть любимой тобой — это самое лучшее, мать его, чувство в мире.
Его губы прижимаются к моим.
— Тебе больно? — шепчет он.
— Ой, нет, ты и близко не подойдешь со своим варварским членом ко мне, по крайней мере, в ближайшие двадцать четыре часа, Сальваторе.
— А как насчет моего рта?
Я ухмыляюсь и снова целую его.
— Возможно.
Сальваторе переворачивает нас, пока снова не оказывается на мне, и я слежу за ним глазами, пока он движется вниз по моему телу, по пути осыпая меня легкими, воздушными поцелуями. Когда он добирается до моего влагалища, то проводит по нему кончиком пальца, а затем сменяет его своими губами в поцелуе.
На тумбочке звонит телефон Сальваторе. Я хватаю руками простыню и стону, когда он посасывает клитор и вводит в меня палец. Телефон продолжает звонить.
— Торе.