– Вы сейчас утверждали, что сообщили нам всё. Только почему-то забыли добавить, что беременны. Кто отец? Это ведь не Роб Гардинер.
– Кто такое сказал? Это не ваше дело, – гневно отвечает Пиппа.
– Вы не знали, что он не может иметь детей?
Девушка кривится, но ничего не говорит в ответ.
– А синяки на запястье у вас появились, когда он узнал об этом? Гардинер ударил вас, как раньше свою жену?
Пиппа опускает рукава.
– Я не хочу снова говорить об этом, – заявляет она, потеряв напускную храбрость. Тон ее голоса изменился.
– Вы в курсе, – спокойно спрашивает Эрика, – что можете попасть под суд, если солжете полиции?
Широко раскрыв глаза, Пиппа смотрит на Куинна.
– О чем это она?
– Ну… – начинает Гарет.
Сомер перебивает его:
– Сейчас Роб Гардинер считается подозреваемым в убийстве своей жены. А это означает, что мы изучим каждый миллиметр пространства, связанного с его жизнью. Все его звонки, все сообщения. Где он был, когда и, самое главное,
Пиппа кивает, ее щеки покраснели.
– И если выяснится, что вы нам врали, вам тоже будет грозить уголовное преследование.
Куинн изумленно уставился на Сомер, но она не обращает на это внимания. Девчонка ведь, в отличие от сержанта, не понимает, что Эрика преувеличивает.
Пиппа бледнеет.
– Вы же сказали, я могу подать заявление на
– Хотите родить ребенка в тюрьме? – продолжает Сомер. – Его, кстати, могут и отобрать, если соцслужбе станет известно, что вы препятствуете ходу следствия. Вы знали об этом?
–
– Тогда вам бы лучше заговорить. – Эрика откидывается на стуле и скрещивает руки. – И на этот раз мы хотим услышать правду. – «Господи, только не ляпни что-нибудь», – мысленно обращается она к Куинну.
Девушка приперта к стенке и вынуждена принять решение.
– Хорошо, – наконец говорит покрасневшая Пиппа. – Я скажу вам, но только если вы пообещаете мне защиту. Защиту от него. Если он узнает, мне конец.
Через час, когда они выходят из кабинета, Куинн обращается к Сомер:
– Черт, а ты можешь быть той еще стервой, когда нужно…
Эрика удивленно поднимает бровь:
– Главное – результат. Нужно засадить ублюдка за решетку, так ведь ты сказал?
Она разворачивается, чтобы уйти, но Куинн добавляет:
– Это был комплимент. Извини, если прозвучало как-то не так.
Странно, все его самодовольство куда-то подевалось. Большую часть того времени, что они брали письменные показания, он вообще молчал.
– Пусть даже так, мне все равно.
Уходя, Эрика все же позволяет себе едва заметно улыбнуться.