– Неужели я не могу позвонить просто так?
– Извини, я…
– Мы с мамой видели тебя в новостях.
– А, понятно.
– Ты отлично смотрелся.
Каким-то образом отец каждый раз умудряется взбесить меня своими словами.
– Это не ради «имиджа», пап, не ради
– Я знаю, Адам, – говорит он не менее раздраженным тоном. – Я имел в виду, что ты хорошо выступил. Спокойно, авторитетно.
А теперь я чувствую себя дерьмом. Вот так всегда.
– Мы гордимся тобой, сын, хоть ты и считаешь иначе. Да, мы желали для тебя другой карьеры, однако тебе удалось преуспеть и на полицейской службе.
Это коварное словечко – «удалось». Ладно, хватит цепляться ко всем его фразам. Может, негатив в них мне только чудится?
– Слушай, пап, спасибо, что позвонил, но мне уже пора. Еду в лабораторию.
– Мама передает привет, ей уже не терпится увидеть тебя. И Алекс тоже.
После этого отец кладет трубку.
Собираются облака, и ближе к вечеру небо уже темное, как в ноябре. По деревьям на Кресент-сквер моросит легкий дождик. В траве друг за другом гоняются белки.
Пиппа лежит на диване и играет в головоломку «Кэнди-краш» на своем мобильном. Из другой комнаты доносится голос Роба – он говорит с родителями Ханны. Пиппа их не видела, но прекрасно себе представляет. Гервасий и Кассандра, по одним только именам все ясно.
Из кабинета появляется Роб: судя по одежде, идет на работу, хотя Пиппа намерена заставить его передумать. Она вытягивает ноги, разминает босые стопы.
– Звонили из офиса, – сообщает Роб, игнорируя ее. – У них какие-то проблемы. Я не против смотаться, хоть немного развеюсь.
– Как прошел разговор?
В его глазах мелькает раздражение.
– Сама как думаешь? Это же не светская болтовня. «О, как там погода? Кстати, труп вашей дочери нашли в сарае какого-то извращенца…» – Роб берет ключи от машины. – Во сколько вернусь, пока не знаю.
– Нам надо поговорить.
– Ну, придется отложить разговор. – Он направляется к выходу. – Я обещал приехать к четырем.
– Я беременна.
Роб оборачивается, смотрит на нее. Пиппа все еще держит в руке телефон.
– Ты беременна, – бесстрастным тоном повторяет он. – Это невозможно.
– Еще как
– Ты же на противозачаточных.
– Да, но такое случается. Ты ведь занимаешься наукой – должен знать.
– Ну да. – Его голос звучит пугающе ровно. – «Занимаюсь наукой». Поэтому я и знаю, что этот ребенок не от меня.
– От кого же еще?
– То есть ты больше ни с кем не спала? – так же мягко говорит Роб, подходя к ней ближе.
– Нет, конечно нет, – запинаясь, испуганно отвечает Пиппа.
– Ты
Теперь в его тоне слышна жестокость, и Пиппа отскакивает назад.
– Я ничего не понимаю.
Роб улыбается ей жуткой улыбкой.
– Никак не дойдет?
Она густо краснеет и опускает взгляд в телефон, чтобы не смотреть на Роба. Не стоило этого делать. Он выхватывает из ее рук мобильник и швыряет через всю комнату. Потом с силой тянет Пиппу за запястье, чтобы та встала на ноги.
– В глаза смотри, когда я с тобой разговариваю.
Его лицо так близко, что на кожу Пиппы попадает слюна.
– Мне больно…
– Так кто это был? Чье отродье ты пытаешься мне подсунуть – какого-нибудь студентишки? Парня, который приходит снимать показания счетчика?
– Нет, ты что, я бы не стала… Всего раз, это ничего не значило…
Он злобно смеется:
– Ага, конечно.
– Я не люблю его, я люблю
–
Он толкает ее на диван и идет к двери. Обернувшись на мгновение, смотрит на рыдающую Пиппу.
– Чтоб к вечеру духу твоего здесь не было.
– Ты не можешь, – завывает она. – А как же Тоби? Кто будет его забирать? Кто станет за ним ухаживать?
– Я отлично справлюсь с собственным сыном. Оставь ключи и уходи. Не желаю тебя больше видеть.
Банбери, двухквартирный дом № 29 по улице Лингфилд-роуд. Аккуратная подъездная дорожка из гравия. Цветет герань.
– Что думаешь? – спрашивает Гислингхэм, заглушив двигатель.
Сомер разглядывает дом.
– В таких обычно и живут школьные учителя.
Крис медленно кивает.
– Трудно поверить, что здесь могли бы снимать один из выпусков передачи «Нераскрытые преступления», хотя в тихом омуте, как говорится…
У калитки Сомер оборачивается.
– После вас, – галантно пропускает ее Гислингхэм.
Она отвечает улыбкой (слегка натянутой), напоминая себе, что если большинство мужчин делают так, лишь бы полюбоваться ее пятой точкой, это еще не значит, что Гислингхэм – один из них.
Сомер подходит к двери и, немного помедлив, нажимает кнопку звонка. Один раз, второй, третий. Гислингхэм заглядывает внутрь через окно: сквозь занавеску видны диван и два кресла, а также кофейный столик с ровной стопкой журналов. Мебель слишком массивная для небольшой комнаты.
– Никаких признаков жизни, – произносит Гислингхэм.