Скрытые глубины

Когда она вернулась на свою улицу, ей показалось, что она видит ее впервые. Какая-то ее часть все еще оставалась на пляже, среди криков чаек и всего этого. Сложно было думать об этом месте как о своем доме. Тупик, упирающийся в фермерские земли. Раньше там был шлаковый отвал, а теперь до самого побережья тянулись поля. По одну сторону улицы шли одноэтажные домики для стариков, перед каждым из них был пандус с перилами. По другую сторону – одноквартирные дома, когда-то принадлежавшие муниципалитету, а теперь – частным владельцам. Джули подумала: «Случилось ли бы все это, если бы мы жили в другом месте?»

Вера попросила ее указать точное место, где она видела машину прошлой ночью. Она старалась изо всех сил, но не могла сосредоточиться. Постоянно думала о том, что могла бы сделать, чтобы избежать потери сына. Могла бы переехать, или не ходить в бар с подругами, или отправить Люка в специальную школу-интернат, где бы за ним как следует присматривали.

Вера осторожно остановилась прямо перед домом. На пороге все еще стоял полицейский, но Джули знала, что Люка там уже нет.

Глава шестая

Когда Вера приехала домой тем вечером, над ее домом кружил канюк. Он парил, расправив округлые крылья под углом, от них отражались последние лучи солнца, и оперение сияло, словно отполированное дерево тотема. Канюки только начали возвращаться в эту часть Нортумберленда. Они распространены на западе страны, а здесь лесники из заповедников отстреливали их, топтали яйца, подкидывали отравленную приманку. Вера знала, что по соседству живет один такой кровожадный лесник. «Пусть только попробует, – подумала она. – Пусть только попробует».

Дома было душно и не прибрано. Ее не было здесь целые сутки. Она открыла окна, собрала с пола спальни грязную одежду и затолкала ее в стиральную машинку в пристройке. Интересно, есть ли в морозилке что-нибудь поесть. После смерти ее отца Вера жила одна и знала, что так теперь будет всегда. Нет смысла гадать, смогла ли бы она жить в отношениях. Как-то был один человек, о котором она мечтала по ночам, но ничего не вышло. Жалеть об этом было уже слишком поздно. Впрочем, именно этим она и занималась порой по ночам, со стаканом виски в руке.

Она вытащила из холодильника пиво, откупорила бутылку открывалкой и отпила прямо из горла. Даже когда она не заморачивалась покупкой еды, в старом домике станционного смотрителя всегда была выпивка. Она пила слишком много. По крайней мере, слишком часто. «Всего лишь пристрастие, – говорила она себе. – Не зависимость». Она взяла пиво с собой в пристройку и принялась обыскивать морозильный ларь. Ее отец хранил в нем животных и птиц для таксидермии, а она использовала его как маленькую морозильную камеру. На дне она обнаружила пластиковый контейнер с тушеной олениной. Оленину принес ей тот же лесник, который ненавидел хищных птиц, но она без колебаний приняла подарок. Здесь, на холмах, приходилось притворяться, что любишь соседей. Никогда не знаешь, в какой момент понадобится буксир, чтобы выехать из канавы в снежный день. Весь сырой воскресный день она возилась с этой олениной, готовила ее с овощами для сочности, лавровым листом из сада и красным вином. Она думала, что все уже съедено, и, обнаружив сейчас еще порцию, испытала короткое мгновение радости, простого счастья, какое редко ощущаешь во взрослом возрасте.

Все время, что она топала по дому, дело Армстронга не выходило у нее из головы. Она, словно актер, пыталась прочувствовать персонажей, вжиться в них. Она уже чувствовала Люка Армстронга. Разговор с Джули будто воскресил его, да и, кроме того, она уже встречала таких ребят. Чаще всего она натыкалась на них в камерах в участке или в колониях для несовершеннолетних. Система с ними не справилась, как не справилась бы и с Люком, если бы у него не было такой матери, как Джули, которая за него боролась. Люк был мальчиком, которому приходилось прикладывать много усилий. Ему все давалось тяжело: школа, взаимоотношения, скучные повседневные дела. Наверняка он видел мир сквозь туман непонимания, даже не соображая толком, что происходит. Таким мальчиком легко манипулировать. Пара добрых слов, обещание простой награды, и он бы уже приветствовал незнакомца, как спасителя. Вера поняла бы, если бы он погиб в потасовке в баре. Она могла себе представить, как он заводится все больше и больше и нападает с отчаянием ребенка. Или даже в уличной перестрелке. Он бы подставился, сам того не желая, и такая смерть стала бы нелепой ошибкой или посланием для других.