Наконец, мы кое-как отлепляемся друг от друга, и дальше все идет несколько легче. Родители Инны – хорошие люди. Света – наверняка тоже хорошая, но, видимо, зная, сколько крови я попил её сестре, со мной она себя ведет достаточно холодно.
А вот кто принимает меня безоговорочно – так это Леська. Уже через пару часов я, сам не понимая, как так вышло, держу ее на руках. У девчонки язык без костей. Это я еще с того года помню. А вообще она такая доверчивая, что у меня зубы сводит, стоит только представить, как на этом могут сыграть. Надо провести с ней серьезный разговор. Я как раз прикидываю в уме, с чего начну, когда она обхватывает мои щеки ладошками.
– Ты должен меня внимательно слушать.
– Я слушаю, – смеюсь, глядя на Инну поверх Леськиной рыжей макушки.
– И что же я у тебя спросила? – ловит меня на горячем.
– Эм… Прости. Кажется, я действительно отвлекся.
– Это потому, что ты – мальчик. Мальчикам сложно сконцентрироваться на чем-то одном, – авторитетно заявляет Леська, явно нарываясь. В диалог тут же вступают задетые в лучших чувствах мужчины. Но маленькая Лиса отметает все контраргументы женственным движением плечика. – Я спросила, есть ли у тебя дети?
– Эм… Нет.
– А почему?
– Да как-то не срослось. А ты почему спрашиваешь?
– Потому что я хочу сестричку. Подумай об этом.
Я открываю рот, прежде чем успеваю найтись с ответом. Сижу, как дурак, с комично отъехавшей челюстью. А этой маленькой бестии хоть бы хны. Извиваясь ужом, она сползает с моих коленей и, выдернув чеку у гранаты, как ни в чем не бывало убегает по каким-то своим детским делам. Первый задушенный смешок слетает с губ Стаса – мужа Инниной сестры. Ему вторит Света. А дальше по цепной начинают ржать все. И в этом смехе тонет даже то напряжение, которое во мне еще оставалось.
Невесело лишь Арсению. Но мне плевать. Своего я ему не отдам. Пусть даже не мечтает. Она – моя. И от осознания этого… Черт. Ну, не знаю. Я будто и не я вовсе. Веду взглядом от одного нового знакомого к другому. Ловлю напряженный взгляд Инны. Откидываю голову и смеюсь. Такой по-настоящему счастливый. Легкий… Такой… живой. По телу разливается благость. Вот ведь оно – счастье. Вот она – молодость. И любовь. Которая ощущается не болезненной патологией, не одержимостью давно утратившего ко всему вкус мужика. А настоящим чувством. Глотком свежего воздуха. Жизненной необходимостью.
И так мне хорошо. Так невозможно хорошо, что заорать во всю глотку хочется. Но ведь не пристало. Мужчине моего возраста и положения. Поэтому я улыбаюсь. И смотрю на нее… Смотрю.
А ночью, когда большинство гостей разъезжается, не выдержав, пробираюсь к ней в спальню.
– Ты с ума сошел? – шипит Инна.
– Тише! У меня, кажется, штаны по шву разошлись, когда я в окно лез… Ну-ка, посмотри!
– Сейчас же верни их на место! Вань, я не шучу. В комнате Леська спит и… Что ты делаешь?
Отбрасываю в сторону футболку. Забираюсь на нее сверху. Устраиваюсь между теплых послушно разведенных бедер.
– Я тут подумал… – шепчу на ухо. – Что нам, наверное, надо прислушаться к дочери. – Намеренно не говорю «твоей». Потому что теперь она наша.
– Ты хочешь ребенка? – она дрожит то ли от моих ласк, то ли от осознания того, что я ей предлагаю.
– Я с тобой всего хочу.
И ведь это чистая правда. С ней… я всего хочу.
– Точно?
– Я что, похож на мужика, который не знает, что ему нужно? – шиплю я, осторожно погружаюсь в ее скользкую тесную глубину.
– Ну, раз ты такой знающий… Для тебя не станет шоком, если я скажу, что-о-о… – Инна сбивается, когда я задеваю особенно чувствительные точки.
– Что? – нетерпеливо шепчу на ухо.
– Что я беременна вот уже почти пять месяцев.
Отстраняюсь. Моргаю растерянно, удерживая вес собственного тела на вытянутых руках.
– Что?
– Помнишь тот раз, в офисе? Ты так злился на меня, что забыл про презерватив.
– Серьезно? Еще тогда?
Инна кивает. Слезы в ее глазах блестят в свете уличных фонарей, проникающих в комнатку. Мне не нужно спрашивать, почему она не сообщила мне эту новость раньше. Я не понаслышке знаю, что такое гордость.
Горло перехватывает спазм. Тут уж не до секса. Совсем. В голове роятся мысли. Я знаю, что должен ей объяснить. Все то, что сам уже давно понял. Но ведь слова и на сотую долю не передадут всех тех чувств, что во мне кипят.
Я выхожу из нее. Сажусь в ногах. Глаза уже привыкли к полумраку, однако мне все равно мало того, что вижу. Растопыриваю пальцы и накрываю низ ее живота.
– С ним все хорошо?
– Да, – смеется Инна. – Более чем. Думаю, совсем скоро ты сможешь почувствовать, как он шевелится. А он – это потому что ребенок? Или ты хочешь мальчика?
– С ума сошла? Леська заказала сестру.
Инна тихо смеется. Я спускаюсь пальцами ниже. Прохожусь по выступающим косточкам бедер. Вниз. Горло конвульсивно сжимается. И слова, которые ничего не значат, рвутся из глотки.
Я обхватываю ее бедра снизу, а большими пальцами открываю розовою блестящую раковину. Я не делал этого. Никогда. Никому. И, признаться, начинать в сорок семь немного страшно. Но я наклоняюсь.
– Ва-а-ань… Что ты… Ах! – Инна обхватывает ладонями мою голову. – Что ты делаешь?