Скрут

Помня о вчерашнем конфузе, он на этот раз помалкивал – Тиар и не думала заговаривать с ним и тем самым разрядить напряжение. Она по-прежнему правила своей Луной, вернее, позволяла Луне бежать, как бежится; Игар всей кожей чувствовал ее молчаливое ожидание. Он канатоходец на канате вранья, и путь его готов был прерваться у самого начала.

Наконец, он не выдержал.

– Я врал вчера, – сообщил он, глядя в сторону.

– Я знаю, – спокойно отозвалась Тиар.

Игар облизнул обветрившиеся губы:

– Я… Илаза не сестра мне. Она мне жена, и мы сочетались на Алтаре.

Тиар медленно повернула голову; зеленые звездочки в карих глазах разгорелись ярче:

– Значит, она ждет… твоего ребенка?

Игар кивнул, не поднимая глаз.

– А… почему ты не рядом с ней? Почему ты оставил ее и уехал так далеко?

В голосе ее скользнул ледок; Игар втянул голову в плечи:

– Я… К родичам своим ездил. Отец-то… не терпит, когда кто-то против воли. Я думал, раз Алтарь сочетал, то они нас с женой примут… А они говорят – где сочетал, там и живите…

Он перевел дух. Тиар глядела, и он со страхом понял вдруг, что обычной доброжелательности, живущей в ее глазах даже перед лицом откровенной лжи, теперь как не бывало:

– А зачем ты придумал сестру?

Он хотел стать на колени – но в двуколке это было совершенно невозможно, и он ограничился тем, что крепко прижал обе руки к сердцу:

– Простите… Я хочу, чтобы Илаза благополучно разродилась… Я больше жизни этого хочу, ну простите меня, я думал, что вы просто так не поедете…

– «Думал, думал», – пробормотала она, отворачиваясь. – Значит, она не живет в шалаше посреди леса? Не мается в одиночестве? О чем ты еще, интересно, «думал»?

– Я расскажу все… – начал Игар, но в этот момент впереди на дороге, далеко, у самого горизонта, показались шесть всадников.

Его бросило в пот. Рубаха моментально прилипла к спине – хоть всадники могли быть кем угодно, путешественниками, гонцами, коневодами…

Тиар посмотрела вопросительно. Взглянула вперед – Луна упрямо трусила вперед, всадники двигались куда быстрее, вот уже слышен топот копыт…

Тиар натянула вожжи. Перевела на Игара серьезные, карие безо всякой прозелени глаза:

– Найди, пожалуйста, в багаже сверток с сыром. Я его положила наверху, но он, наверное, провалился на дно…

Разыскивать что-либо в багаже куда сподручнее было ей самой – не спрашивая себя, зачем посреди дороги Тиар понадобился сыр, Игар послушно встал коленями на скамью и, перевесившись через спинку, открыл багажный сундук.

Топот копыт приблизился; конечно же, предчувствия его не обманули.

Стражники окружили двуколку; старший вежливо поприветствовал Тиар, она ответила по своему обыкновению доброжелательно и спокойно, а Игар погрузился в сундук до половины, спрятав бледное лицо и от души надеясь, что острый зад в потертых штанах не выдаст его волнения.

– Я повитуха, – сообщила тем временем Тиар. – Меня вызвали к роженице, а парень показывает дорогу… Нашел?

Рука Игара нащупала в темных недрах влажную тряпицу с сыром.

– Не нашел, – отозвался он приглушенно. – Глубоко завалился, пес…

– У меня есть особая грамота, выданная магистратом города Ррок, о том, что я имею право свободно заниматься своим ремеслом во всех городах и селениях провинции… Господам предъявить?

– В этом нет необходимости.

В темноте багажного сундука Игар стиснул сверток с сыром, да так, что его пальцы продавились вовнутрь.

– В этом нет необходимости, госпожа… Счастливой дороги.

Заржала чья-то лошадь, радостно отозвалась Луна. Топот копыт отдалился; сжимая несчастный сыр, Игар выпрямился. От его бледности не осталось и следа – кровь прилила к голове, придавая лицу оттенок свеклы.

– Но-о, – сказала Тиар Луне. Лошадь тряхнула головой и тронулась с места.

Навстречу тянулись сжатые поля, обсиженные воронами; вдоль обочины стояли березы, ветвистые и низкорослые, и Игар мрачно подумал, что они похожи на тощих пестрых собак.

Тиар молчала. Игар осторожно развернул сверток, отломил кусочек сыра и нерешительно протянул ей – она будто не заметила; Игар вздохнул и сунул ломтик себе в рот.

– Меня разыскивают, – сообщил он, с трудом прожевывая сыр и не чувствуя его вкуса. – За мою голову обещают двести семьдесят золотых монет.

Тиар прищурилась, не отрывая взгляда от дороги; Игар набрал полную грудь воздуха и рассказал ей об Илазиной матушке, о самоубийстве сестры Ады, о побеге влюбленных, о ярости княгини и ее жажде мести он говорил вдохновенно, и даже худая девушка, та, что жила на кладбище и зарабатывала умением чувствовать ложь, засвидетельствовала бы сейчас его полную искренность.

Тиар склонила голову к плечу и впервые за весь день посмотрела Игару прямо в глаза; он зажал в кулаке свой храмовый знак и поклялся Птицей. А заодно и признался в побеге из Гнезда; зрачки Тиар чуть расширились:

– Ну ты и… крученый. Зачем было врать-то?..

Он потупился. Столь знакомое слово в ее устах было ему неприятно.

* * *

Илазе мерещился запах дыма.