Скромный гений подземки

- Вот, гляди. - Костя показал Глебычу глянцевый лист плотной бумаги, а возможно, пластика. На листе была изображена сложнейшая схема, состоящая из пересекающихся разноцветных линий и точек-станций с названиями. Центром этой схемы служила хорошо знакомая Глебычу схема московского метрополитена; незнакомые компоненты были обозначены контурами, как строящиеся.

- Это полная схема нашей стихии. Частично она существует реально - это то, что могут видеть люди и чем они могут пользоваться как транспортным средством. Остальное - ирреальная часть. Во власти хозяев линий перемещать отдельные станции или линии целиком из реальности в ирреальность и наоборот. Но сделать и то, и другое довольно сложно. Причем перенос из ирреальности в реальность в десятки раз сложнее, чем в обратном направлении. К сожалению, в Москве большинство хозяев линий большие… как бы это сказать помягче… Нехорошие они духи, короче. Лишь некоторые, такие, как я или Гений Серпуховской линии, пытаются увеличить реальную составляющую стихии. Большинству просто наплевать - живут как хотят. Самые замшелые, вроде Гениев Солнцевской или Митино-Бутовской, перетащили свои линии в ирреальность целиком.

- Знаешь, - перебил Костю Глебыч, - а я как-то встретил двоих Гениев на «Автозаводской». Один костлявый такой, как вобла, а второй жирный, на херувима похож.

- А, - Костя брезгливо поморщился, - как же, как же. Балласт. Сухой - это Герман с Сокольнической линии. Что с «Воробьевыми горами» было, сам знаешь. А херувим вообще мурло мурлом… Хозяин Среднего Кольца.

Тебе оно известно под именем Каховская линия… Тьфу. Линия! Три станции, два перегона! Сказать стыдно. Кстати, перегон «Улица Подбельского» - «Черкизовская» Герман у нашего херувима лет десять назад в карты выиграл…

- Неужели… все так безнадежно? - тихо спросил Глебыч. - Получается, в Москве метро скоро исчезнет совсем?

- Не думаю, - покачал головой Костя. - Я, например, сделаю все, чтобы этого не позволить. И я не одинок, можешь не сомневаться. Именно поэтому я страшно обрадовался, когда ты вытащил из ирреала «Маросейку». Поверь, вытащить из ирреала станцию внутри Малой Кольцевой - это… это… Это силища неимоверная. Последней, если я не ошибаюсь, вернули «Горьковскую», которая нынче «Тверская». В общем, когда вернулась «Маросейка», я решил, что у нас появился союзник - могучий, сильнее нас.

- Почему сильнее?

- Да потому что я не могу вернуть станцию «Якиманка» уже лет двадцать… Это на пересечении Калужской и Серпуховской линий, с пересадкой на «Полянку». Вернон с Калининской не может восстановить «Остоженку», сопряженную с «Кропоткинской». Боря с Люблинской достаточно быстро вернул кусок от «Чкаловской» на юг, а внутрь Малой Кольцевой - как отрезало. Не получается, слаб.

- Значит, - угрюмо заключил Глебыч, - теперь от меня напрямую зависит существование Арбатско-Покровской? От моих поступков? От того, веду я себя как скотина или как человек?

Костик невесело улыбнулся:

- Если бы все было так просто… Сунул бомжу сто баксов - конечная станция. Вынул мальчонку из-под поезда - станция «Маросейка»… Увы. Не от поступков все зависит. А от того же, от чего зависят сами поступки. От помыслов. От устремлений. Проход из ирреала нельзя купить подачкой, его можно только выстрадать. По-честному. Искренне.

Глебыч некоторое время молчал.

- Прости меня, Костя… За «Маросейку». Я ее верну. Обязательно верну, вот увидишь.

- Верю, - серьезно отозвался Гений Калужской. - Во, поезд подходит!

Поехали я тебя с нашими познакомлю! Бран с Серпуховской, Верной, Борька! Отличные ребята!

- Поехали! - загорелся Глебыч и направился к поезду. Прямо сквозь облицованную плиткой колонну.

- Скажи, Костя, - обратился он к духу подземки через несколько секунд, - а если мы, скажем, напьемся по поводу возвращения «Остоженки», «Якиманки» или той же «Маросейки», это будет плохо? Мы не навредим нашей стихии в реальности?

- Если ничего дурного не натворим - не навредим.

- Тогда давай так и сделаем, а? В смысле, напьемся, кто бы первым свою станцию ни вернул?

- А давай! - залихватски махнул рукой Костя.

* * *

Бран, Верной и Борис и вправду оказались мировыми ребятами, невзирая что духи. Глебыч влился в их компанию легко и естественно, как встает на свое место недостающая деталька паззла.

И они напились - правда, раньше, чем собирались: весной 2003-го, когда на Арбатско-Покровской линии открылась станция «Парк Победы». За два года до переимнования «Измайловского парка» в «Партизанскую», за три до возвращения «Якиманки», за пять - до «Остоженки» и «Российской» и за девять - до второго на памяти Глебыча пришествия из ирреала станции «Маросейка».

май 2003

Москва - Николаев

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

28.08.2008