В отличие от его первого выезда на дежурство, то, что он сейчас видел, то, что осязал и чувствовал, мало чем отличается от привычной реальности. Разве что окружающие предметы предстают, видятся не столь контрастными, не столь объемными, полными различных черточек, оттенков, деталей, как это привычно глазу.
Сотник невольно прикрыл веки.
Послышался хлопок; упругая – и короткая, преходящая – волна воздуха коснулась его разгоряченного влажного лица.
Обернулся; машина, столкновение с которой казалось ему неизбежным, была уже в сотне метров позади! Вот она уже миновала дальний край дорожки, которая – и это тоже было новостью для Сотника – сама сворачивалась, сматывалась в невидимый глазу рулон.
Точно так же, – и эта деталь тоже не скрылась от него, тоже привлекла его внимание – сматывалась чьей-то невидимой рукой и сдвоенная дорожка багрового цвета, идущая параллельно той, что оставляет на мокром асфальте синий «фольксваген».
А на него, на Сотника, тем временем, надвигалась еще одна встречная…
Опять послышался хлопок, как будто кто-то рядом с ним откупорил бутылку игристого вина!..
Потом эти хлопки стали более частыми; а вскоре они, эти звуки, и вовсе слились воедино, став неразличимыми на фоне шипения ливневых струй.
Самих встречных машин уже попросту не было видно; дорожка, на которой Сотник, освоившись, теперь уже стоял почти в полный рост – чуть боком, перенеся вес на полусогнутую правую ногу – ускоряя движение, стремительно разматывалась вслед за оставившим ее транспортом, водитель которого ощутимо прибавил газу.
Скорость, с которой двигалась «лента» – и забравшийся на нее человек – была теперь столь велика, что проносящиеся с обеих сторон очертания городских кварталов казались смазанными; исчезли все видимые, все различимые человеческим глазом детали. Но зато вновь стали слышимыми звуки непогоды: шум дождя, разбойничий посвист разгулявшегося ветра, гулкие раскаты грома…
Небо здесь, в этом пространстве, было не темно-лиловым, черным по краям, а иным, призрачным – серовато-зеленым. Но и по нему, озаряя окрестности сполохами, ветвились бледными кустами молнии.
Сотник ощущал в эти мгновения себя серфингистом; отвязанным, безбашенным удальцом, который в штормовую погоду, подгадав, выплыв, вымахнув на своей неустойчивой доске на гребень несущейся с ревом океанской волны, пытается теперь оседлать ее, слиться с ней, стать частью этой несущейся с ревом стихии…
«Лента» вдруг стала заметно притормаживать. Поза серфингиста, которую Сотник избрал для столь странного вида перемещения по ночному городу, спасла его от неприятностей. Он очень вовремя перенес весь вес на согнутую в коленке правую ногу. И только поэтому, мягко пружиня, иногда приседая едва не до земли и балансируя руками, смог в конечном итоге удержаться на бегущей дорожке и в этот раз.
В какой-то момент «лента» замедлилась настолько, что он мог бы, не опасаясь последствий, спокойно с нее сойти, ступив на проезжую часть (хотя и это, учитывая наличие встречного транспорта, было делом далеко небезопасным).
А потом и вовсе остановилась.
Теперь он мог разглядеть как местность, в которой они оказались, так и оба транспорта.
Местность была хорошо знакомой. Еще бы ему не узнать Белорусский вокзал и прилегающую площадь Тверской заставы!..
Обе машины застыли на выезде с Первой Тверской-Ямской (в недавнем прошлом часть это была улицы Горького). Синий фургон стоит первым в крайнем правом ряду. Слева от него замер, хищно прижавшись к земле, даже чуть вытянувшись, как гепард перед первым прыжком из засады при охоте на антилопу – серебристый родстер. Сотнику показалось (а может, и не показалось), что от шин обоих этих транспортов вьется дымок…
Он решительно не понимал, что происходит. Судя по скорости, с которой перемещалась лента, на которую он успел запрыгнуть, эти два транспорта – и он, Сотник, за компанию с ними – должны уже были вынестись прочь из центра, усвистать далеко за пределы кольцевой…
Именно по этой причине, по причине того, что собственные субъективные ощущения так сильно разнились с тем, что он видит сейчас, Сотник был так удивлен, даже обескуражен. Вот так, так… Они все еще находятся неподалеку от центра, на площади перед Белорусским вокзалом.
Светофор довольно долго держал поток машин, направляющийся на Первую Тверскую-Ямскую, в этой части площади.
Наконец красный сменился желтым.
И, едва только зажегся зеленый, оба водителя одновременно ударили по газам!
Но… но ничего не произошло.
Обе машины по-прежнему стояли на месте, как вкопанные, так, словно их приклеили к дорожному полотну!
Сотнику, наблюдавшему за ними с расстояния всего в пару десятков метров, с того места, где остановилась «лента», – а вместе с ней и он сам – в какой-то миг показалось, что у обоих транспортов возникли проблемы с ходовой частью.
Такого в своей жизни он еще не видел.
Колеса обеих машин вращались с бешенной скоростью! Шины не то, что дымятся, но уже, кажется, плавятся, как и асфальт под ними!
А сами эти транспорты – по-прежнему стоят; они не сдвинулись, кажется, ни на сантиметр.