Скрипачка

В буфете было пусто, играла тихая музыка, мягко ступая, ходили девушки-официантки, убирая со столиков малочисленную посуду.

Глотов и Ирина уселись у окна, Виктор отошел ненадолго и вскоре вернулся с двумя вазочками мороженого, бутылкой минералки и огромной «корзиночкой», лежащей на блюдце.

— Мне столько не съесть, — замахала руками Ирка. — И я ненавижу сладкое!

Виктор растерянно переводил взгляд с Иры на мороженое и обратно. Вид у него был беспомощный, и она почувствовала к нему нечто вроде жалости. В самом деле, в оркестре его не любят, терпят, потому что побаиваются, но никто не относится по-дружески. А ведь это, наверное, несладко, поди, и денег никаких не захочешь. Ирка тут же одернула себя. Что она вообще знает о Глотове, о его жизни? Да ничего! И уже расчувствовалась, распустила сопли. Мало же ей надо.

— Давай я закажу цыпленка-гриль, — решительно предложил Виктор.

Ира поспешно схватила его за рукав:

— Сядь и успокойся. Я съем то, что ты принес, не принцесса. Тем более что у мороженого вид очень соблазнительный.

— Правда? — совершенно по-детски обрадовался Виктор и тут же, без всякого перехода спросил: — Мы можем встретиться вечером?

Ира растерялась. До сего момента она относилась к происходящему как к несуразному приключению, которыми не была богата ее жизнь. Но сейчас в глазах Виктора читалось настойчивое и совершенно недвусмысленное ожидание. «Неужели все может происходить так быстро?» — с удивлением подумала Сухаревская. Виктор молчал, его красивая, изящная рука лежала на столике, совсем рядом с Иркиным локтем. И она вдруг, плохо понимая, что делает, положила сверху свою ладонь.

— Я буду ждать тебя в машине в пять там же, у служебного входа, — тихо проговорил Виктор, перевернул руку и легонько сжал Иркины пальцы.

Когда они вышли из буфета, до репетиции оставалось еще полчаса. Ире показалось, что ступенек на лестнице стало в два раза меньше, с такой легкостью она взбежала по ним на третий этаж. Ей хотелось лететь, вальсировать, запеть что-нибудь в полный голос. Из зала доносились остервенелые звуки скрипки. Сухаревская распахнула дверь и увидела Альку, наяривающую пассажи в бешеном темпе. Пассажи звучали чисто и устрашающе виртуозно, черные Алькины глаза были устремлены куда-то в потолок.

— Сумасшедшая, — заорала с порога Ирка, враз позабыв про свой поход в буфет с Глотовым и про вечернее свидание. — Ты же загонишь все к чертовой матери. Кто будет тогда партию держать?

— Не загоню, — сквозь зубы коротко ответила Алька, не опуская смычка.

— А я говорю, перестань! — Сухаревская подскочила, сняла ноты с пульта.

Алька остановилась, мрачный взгляд уперся Ирке в лоб, та почувствовала, как неприятно защекотало спину.

— Отдыхай, — взяв себя в руки, спокойней сказала она. — Руки загубишь.

Алька молча положила скрипку в футляр, отошла к окну, чиркнула зажигалкой.

— И не кури здесь, спустись!

«Почему мы враги? — с горечью думала Ирка, глядя, как девушка, едва сдерживая ярость, стремительно проходит мимо. — Из всех только она по-настоящему притягивает меня. У нее есть сила, талант, оригинальность. Откуда эта ежиная колючесть, этот подростковый максимализм в уже не юном возрасте?»

Вчера Ирке по случайности стало известно кое-что о Бажниной, что ее ошарашило. Сухаревская наконец заставила себя прийти домой к Валерке, поговорить с Анастасией Григорьевной, его матерью. Там полная безнадега — суд не раньше чем через полгода, срок грозит огромный. Из оркестра все от него отвернулись — убийца, что ни говори. И в конце разговора Валеркина мать вдруг говорит:

— Одна девочка ваша сегодня в изоляторе была, до дому нас довела. Черненькая такая, Аля. Заходить обещала.

Ирка так и села. Алька — в изоляторе? Чего ей там? Никому не сказала, тайком пошла. И тут Ирка вспомнила, как утром та отпрашивалась у нее. Вот, значит, какое дело у девочки. И поди разберись: вроде она с Васькой путается, и не только с Васькой. Еще пол-оркестра ее своим вниманием не обошли, она и не особо ломается. На что ей следственный-то изолятор да бабка с малышом? Поговорить бы с ней по душам, но разве она захочет? Смерит насмешливым взглядом с головы до ног и ускользнет. Ну и ладно, сама себе хозяйка, не маленькая. А у нее, у Ирки, теперь своя история начинается, не до Альки.

17

Срок, определенный Зинаидой Ильиничной, для того чтобы старушка Кретова немного пришла в себя, кончился, и Алька решилась ей позвонить. С первых же секунд разговора стало ясно, что Вертухова волновалась за сестру Павла Тимофеевича не напрасно. Голос у Кретовой дребезжал, она плохо понимала, что ей говорят, по нескольку раз переспрашивая у Альки каждую ее фразу. С трудом удалось объяснить Кретовой, чего от нее хотят, и договориться о визите на завтра.