Читаем Скотный двор. Эссе полностью

Наполеон в сопровождении собак взобрался на помост, с которого когда-то произнес речь Мажор. Он объявил, что воскресных собраний больше не будет. Они нам ни к чему, сказал он, только время отнимают. В будущем все вопросы, связанные с работой фермы, станет решать особый комитет, состоящий из свиней во главе с Наполеоном. Комитет будет заседать частным образом и доводить свои решения до общего сведения. Животные все так же будут собираться по утрам в воскресенье, чтобы поднять флаг, спеть «Зверей Англии» и получить приказы на неделю; но дебаты прекратятся.

Как бы ни были животные потрясены изгнанием Снежка, но отмена дебатов их крайне огорчила. Некоторые хотели было выразить протест, но не нашли аргументов. Даже Бойцу стало не по себе. Он прижал уши и встряхивал челкой, пытаясь обуздать свои мысли, но так и не придумал, что сказать. Зато среди свиней нашлись более активные. Четверо подсвинков в первом ряду разразились визгами недовольства, вскочили на ноги и заговорили наперебой. Но тут собаки, окружавшие Наполеона, грозно зарычали, и свиньи притихли и сели на место. А затем овцы громко заблеяли: «Четыре ноги – хорошо, две – плохо!» – и не смолкали минут пятнадцать, так что никто больше не возникал.

После этого Визгуну было велено обойти ферму и объяснить животным новые порядки.

– Товарищи, – сказал он, – я полагаю, каждое животное здесь признательно товарищу Наполеону за ту жертву, которую он принес, когда взвалил на себя дополнительный труд. Не воображайте, товарищи, что руководство – это удовольствие! Напротив, это большая и тяжелая ответственность. Никто не верит тверже товарища Наполеона, что все животные равны. Он был бы просто счастлив позволить вам самим принимать решения. Но вы, товарищи, могли бы иногда делать неверный выбор – и где мы тогда окажемся? Допустим, вы предпочли бы последовать за Снежком с его миражами и мельницами – за Снежком, который, как теперь мы знаем, не лучше любого вредителя.

– Он храбро дрался в Битве при коровнике, – сказал кто-то.

– Одной храбрости мало, – возразил Визгун. – Важнее верность и повиновение. Что до Битвы при коровнике, я полагаю, со временем мы поймем, не было ли участие Снежка в ней сильно преувеличено. Дисциплина, товарищи, железная дисциплина! Вот наш девиз на сегодня. Один неверный шаг – и враги накинутся на нас. Не хотите ли вы, товарищи, чтобы Джонс вернулся?

И снова никто не смог возразить. Животные, разумеется, не хотели возвращения Джонса; если воскресные дебаты могли этому способствовать, тогда их надо было прекратить. Боец, успевший все обдумать, выразил общее мнение:

– Раз так сказал товарищ Наполеон, значит, так оно и есть.

С этих пор к его личному девизу «Буду больше работать» добавилась максима: «Наполеон всегда прав».

К этой поре погода разгулялась, и началась весенняя пахота. Сарай, в котором Снежок чертил свою ветряную мельницу, заперли, а чертежи, как считалось, стерли. Каждое воскресенье в десять утра животные собирались в большом амбаре и получали приказы на неделю. Кроме того, выкопали череп Мажора, с которого уже слезла вся плоть, и водрузили его на пеньке в саду – у подножия флагштока, рядом с ружьем. После поднятия флага животным полагалось пройти церемониальным маршем мимо черепа, прежде чем входить в амбар. Теперь они уже не сидели все вместе, как раньше. Наполеон, а также Визгун и еще один подсвинок по кличке Мизинец, наделенный редким даром слагать песни и стихи, усаживались на краю помоста, перед ними полукругом располагались девять собак, а за ними – другие свиньи. Остальные животные сидели перед помостом и слушали. Наполеон зачитывал в грубой солдатской манере приказы на неделю, и животные, пропев один раз «Зверей Англии», расходились.

На третье воскресенье после изгнания Снежка к немалому удивлению животных Наполеон объявил, что ветряная мельница все же будет построена. Никаких объяснений такого решения он не дал, но предупредил всех, что эта сверхурочная работа потребует от них самых серьезных усилий; возможно, придется даже урезать порции. Так или иначе, все чертежи были подготовлены до мельчайших деталей. Над ними трудились последние три недели свиньи из особого комитета. Предполагалось, что строительство мельницы с различными доработками займет два года.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большие буквы

Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза
Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна».«По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих».«Прекрасные и проклятые». В этот раз Фицджеральд знакомит нас с новыми героями «ревущих двадцатых» – блистательным Энтони Пэтчем и его прекрасной женой Глорией. Дожидаясь, пока умрет дедушка Энтони, мультимиллионер, и оставит им свое громадное состояние, они прожигают жизнь в Нью-Йорке, ужинают в лучших ресторанах, арендуют самое престижное жилье. Не сразу к ним приходит понимание того, что каждый выбор имеет свою цену – иногда неподъемную…«Великий Гэтсби» – самый известный роман Фицджеральда, ставший символом «века джаза». Америка, 1925 г., время «сухого закона» и гангстерских разборок, ярких огней и яркой жизни. Но для Джея Гэтсби воплощение американской мечты обернулось настоящей трагедией, а путь наверх, несмотря на славу и богатство, привел к тотальному крушению.«Ночь нежна» – удивительно тонкий и глубоко психологичный роман. И это неслучайно: книга получилась во многом автобиографичной, Фицджеральд описал в ней оборотную сторону своей внешне роскошной жизни с женой Зельдой. В историю моральной деградации талантливого врача-психиатра он вложил те боль и страдания, которые сам пережил в борьбе с шизофренией супруги…Ликующая, искрометная жажда жизни, стремление к любви, манящей и ускользающей, волнующая погоня за богатством, но вот мечта разбивается под звуки джаза, а вечный праздник оборачивается трагедией – об этом такая разная и глубокая проза Фицджеральда.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Зарубежная классическая проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века