Скотный двор

Джордж Оруэлл Скотный двор (сказка)

Глава I

Мистер Джонс, хозяин Господского Двора, запер на ночь курятники, но забыл закрыть лазы, потому что был сильно пьян. Круг света от фонаря плясал из стороны в сторону, когда он, пошатываясь, пересекал двор. Скинув у черного хода башмаки, он нацедил из бочонка на кухне последнюю кружку пива и отправился в спальню, где уже храпела миссис Джонс.

Как только свет в спальне погас, в дворовых постройках началась суматоха и хлопанье крыльев. Еще днем всех оповестили, что Старому Майору, призовому хряку белой английской породы, минувшей ночью приснился странный сон, о котором он и желает рассказать своим собратьям. Было решено, что, как только мистер Джонс окончательно угомонится, вся живность соберется в большом амбаре. Старый Майор (так его звали обычно, хотя в свое время он экспонировался под именем Красавец Уиллингдона) пользовался среди обитателей фермы таким уважением, что каждый был готов оторвать от сна часок, чтобы послушать его.

Майор возлежал в углу большого амбара, на возвышении, на соломенной подстилке, в свете фонаря, подвешенного к балке. Ему было двенадцать лет, он сильно прибавил в весе в последнее время, но по-прежнему производил величественное впечатление, казался мудрым и добрым, несмотря на то что клыки ему никогда не подпиливали. Вскоре начали собираться остальные животные, обитавшие на ферме, и устраивались, как кому казалось удобным. Первыми прибежали три собаки, Колокольчик, Джесси и Цапка. За ними пожаловали свиньи и легли на соломе у самого возвышения. Куры уселись на подоконниках, голуби вспорхнули на стропила, овцы и коровы улеглись за свиньями и сразу принялись жевать жвачку. Две ломовые лошади, Боксер и Травка, пришли вместе. Они передвигались медленно, осторожно опуская на землю большие, поросшие шерстью копыта, чтобы не раздавить какого-нибудь маленького собрата, не видного в рассыпанной по полу соломе. Травка, дородная кобыла средних лет, так и не вернула себе былой формы после рождения четвертого жеребенка. В ее облике навсегда осталось нечто материнское. Боксер же был огромным битюгом, почти шести футов росту, и он был вдвое сильней любой обычной лошади. Белая полоска на носу придавала ему глуповатое выражение, он и в самом деле был не слишком умен, но его уважали за ровный характер и бесконечное трудолюбие. Вслед за лошадьми явились Мюриэль, белая коза, и осёл Бенджамин. Бенджамин был старейшим четвероногим скотного двора и обладал самым скверным характером. Он редко заговаривал с кем-нибудь, но уж если это случалось, обязательно отпускал какое-нибудь циничное замечание. Он мог сказать, например, что, хотя господь бог дал ему хвост, чтобы отгонять мух, он предпочел бы не иметь хвоста, но чтобы не было и мух. Из всех обитателей усадьбы только он никогда не смеялся. А когда его спрашивали — почему, он отвечал обычно, что не видит в этой жизни ничего смешного. Однако, хоть он никогда не признавался в этом, Бенджамин был сильно привязан к Боксеру. По воскресеньям оба они паслись, как правило, на маленьком выгоне за фруктовым садом, бок о бок пощипывая траву и не говоря при этом ни слова.

Только-только лошади улеглись, как в амбар строем вошел целый выводок утят, потерявших мамашу. Тихо покрякивая, утята принялись искать местечко побезопаснее. Оно нашлось рядом с Травкой, которая заботливо отгородила им место своей большой передней ногой, где, удобно устроившись, утята немедленно заснули. Наконец, элегантно перебирая ногами, похрустывая кусочком сахара, в амбар вошла Молли, глупая, но хорошенькая белая кобыла, возившая двуколку мистера Джонса. Она прошла вперед и тут же стала выставлять напоказ свою белую гриву, надеясь привлечь общее внимание вплетенными в нее красными ленточками. И уж самой последней пришла кошка. Как обычно, она поискала, где потеплее, и втиснулась наконец между Боксером и Травкой. Там она умиротворенно промурлыкала всю речь Старого Майора, совершенно не слушая, о чем он говорит.

Теперь собрались все, если не считать ручного ворона Моисея, который как спал на карнизе за задней дверью, так и продолжал спать. Майор, увидев, что все устроились удобно и готовы слушать его внимательно, прочистил горло и начал:

— Товарищи! Вы уже слышали, что прошлой ночью мне приснился странный сон. О нем я расскажу позже. А сначала я должен поведать вам о другом. Я думаю, товарищи, что жить мне на этом свете осталось недолго, но, прежде чем я умру, я считаю своим долгом поделиться с вами жизненным опытом. Я прожил долгую жизнь, у меня было время размышлять в одиночестве в моем стойле, и, полагаю, я могу утверждать, что познал суть земной жизни не хуже любого другого живущего ныне скота. Об этом и хотелось бы поговорить с вами.