Шульгин продолжил, подробно объяснив, что теперь у Зои с Власьевым нет иного выхода, кроме как провести определенное время здесь, в Форте, который обеспечит им полную безопасность, возможные удобства и радости жизни, по нормам на полста лет от них удаленного будущего.
— Мне, к сожалению, по тем же условиям необходимо какое-то время провести в Москве и не только, затем в ближайшие дни выехать по делам в Испанию. Месяца на два-три. Не мог же я вас
Зоя, которую начало стремительно
Власьев деликатно молчал при этих
— Ты что, не поняла? — позволил Шульгин проявить свою натуру Шестакову. — Не жил я здесь никогда! Попал, когда мы уже с Николаем Александровичем в Москве расстались. Сам ничего не понимаю, память мне такую навязали. Сейчас с тобой говорю, вижу тебя, а про тех словно в книжке читал.
— А про колготки и бюстгальтеры откуда знаешь? Снимал и надевал?
— Ох и дура ты, Зоя! Сколько одно и то же повторять можно? Жили здесь до нас другие люди. Какими-то другими делами занимались, потом уехали, каждый по своему заданию. Временно мне свое имение передали, для пользования и под присмотр. И дополнительный пакет памяти вручили, со всеми необходимыми сведениями. Чтобы я здесь как дома себя чувствовал, как будто сам вместе с ними и в их время жил. Знание устройства дамских туалетов, как и во все другие времена, входит в «джентльменский набор». Доступно объяснил? Теперь я тебя спать отведу, день у тебя трудный выдался. А парней сам уложу, не нужно им мамашу в таком виде наблюдать. Пошли, пошли…
Он под руку довел жену до своего блока. Лучше было бы уложить ее в отдельном помещении, но кто его знает…
Время было по параметрам Валгаллы раннее. Темнеть только через час начнет. Но переживаний всем хватило.
— Ребята, — сказал он Вовке и Генке, — вот вам комната на двоих. Есть, пить не хотите?
— Нет, — хором ответили пацаны. Да и то, от пуза напились неизвестных им «Фанты» и «Пепси».
— Тогда — по койкам. Хотите, могу к вам одного собака пустить. Охранять вас будет.
— Давай! — заорали в полном восторге ребята. — Двоих давай. Чтоб каждому свой. Насовсем!
Вот уж кому совершенно без разницы, какие там вокруг вселенские вопросы решаются. Интересный дом, отец с матерью снова вместе, да еще и собаки невиданных размеров и невероятно ласковые.
Сашка дважды свистнул. Пес, которого звали, кажется, Флагман, пробежал по коридору, стуча когтями. За ним, будто как-то они там между собой договорились, вошел второй, Джокер. Сели у порога, вопросительно глядя на хозяина.
— Здесь ложись, охраняй, — указал он пальцем Флагману. На место и на ребят. Похоже, пес улыбнулся и кивнул. Джокер, прикинув расклад, выбрал позицию в углу, так, чтобы наблюдать за дверью и обоими окнами.
— Вот и хорошо. Отдыхайте, братва. А я еще с дядей Колей поговорю…
Власьев, пошевеливавший кованой кочергой поленья в камине, обернулся, похожий сейчас на адмирала Колчака, тогда еще лейтенанта, сфотографированного в кают-компании шхуны «Заря», с толстой книгой в руках, с бородой и в свитере под горло. Во время полярного похода.
Выглядел он совершенно трезвым.
— Так понимаю, Григорий Петрович, самое время нам сейчас по-настоящему поговорить. Пришло время?
— Наверное, пришло. Когда же еще?
— Значит, снова напьемся по-черному. Вас время не лимитирует?
— Абсолютно. Единственное, что совсем не лимитирует. Как бы странно вам это ни показалось.
— Вот и хорошо. Тогда садитесь, наливайте и рассказывайте. Всю правду, если считаете меня ее достойным, конечно. Если нет — какую-то часть. Но ни слова лжи, хорошо? Я, надеюсь, заслужил эту малость?
— Безусловно, Николай Александрович.
Неожиданно для себя Шульгин вдруг решил: давай-ка я на самом деле всю правду изложу. Просто так, чтобы остался на свете человек, знающий, какая несуразица вокруг происходит и куда обращаться, если не суждено будет Сашке сюда вернуться.
— Спасибо, — сказал, попыхивая трубкой, Власьев. Этого добра тут тоже хватало, не меньше полусотни «Петерсенов», «Данхиллов» и прочих изделий известных мастеров имелось в Форте. В отношении трубок вкусы совпадали у всех членов «Братства», и каждый выбирал образцы по душе из каталогов, а Левашов с удовольствием их копировал, как и банки с лучшими на свете табаками.
— Совершенно вы меня, Григорий Петрович, разутешили. Что спасли первый раз от большевиков, я уже неоднократно благодарил. Да, бывало, и свечку в Ниловой пустыни ставил, пока она еще функционировала. Жизнь подаренная — все равно жизнь, пусть моментами и казалась не заслуживающей, чтобы ее дальше влачить…
— Да что вы говорите, командир…