Скорпион в янтаре

Вышел к Трубной и вдруг вспомнил про Овчарова. Нехорошо получилось. Пусть не он обещал дипломату немедленно дать о себе знать, когда все кончится, а Шестаков, но он ведь теперь за него отвечает. И пригодиться товарищ может еще не раз, пусть и с другой теперь уже целью. А там кто его знает… Оправдания у него, разумеется, были. Прощаясь с Виктором, он понятия не имел, как все дальше повернется. А тут сразу — бой в наркомате, встреча с Лихаревым, с Заковским, потом Сталиным, возвращение собственной памяти. Немудрено и забыть «не свое».

Придется исправлять.

Из ближайшего автомата набрал рабочий номер в НКИДе. Овчаров ответил после второго гудка. Будто ждал — этого именно звонка или вообще любого. Можно понять, нервы у него, конечно, заиграли, когда проспался да на ясную голову сообразил, в какие дела влез. Хотя согласие дал в здравой памяти, это уже потом…

— Здравствуйте, это товарищ Овчаров? — спросил Шульгин ровным, канцелярским голосом.

— Да, я слушаю, говорите.

— Это вас из наркомата, по поручению товарища Шестакова беспокоят, завотделом Тропин. Вы нашему наркому обещали консультацию по известному вопросу…

Секундной заминки в голосе Виктора было достаточно, чтобы понять — он узнал говорящего и теперь соображает, что и как следует ответить.

— Да, был как-то разговор. Но он, помнится, сам обещал перезвонить…

— Извините, так получилось. Но если вы располагаете временем, через десять минут машина будет у подъезда. Спуститесь, пожалуйста. Туда же, где прошлый раз. Много времени мы у вас не отнимем, часа два, не больше…

Опять пауза. Но не слишком продолжительная. А голос все-таки подсел. Понятно, как не понять. Виктор сейчас лихорадочно соображает — не уловка ли это чекистов? Спустишься к дверям, выходящим на площадь Воровского, а там — они. И машины никакой не надо, просто через улицу перейти…

Прости, Витя, придется тебе понервничать. А куда деваться? Но Шульгин надеялся, что говорил правильно, Овчаров должен был понять — друг на свободе. И он же обещал: не упомянет об их встрече ни в каком варианте. Сами контрразведчики подобной связи придумать не смогут, на допросе не спросят, а самому лишнего фигуранта в дело добавлять — не такой Шестаков дурак. Ему и своего выше крыши хватит.

Срезая путь, Шульгин пошел проходными дворами, которых тогда в Москве хватало. Да почти каждый в центре города был таким, если знать, как идти. Подловили его в довольно безопасном, по тем временам, месте. В проходе между древними двухэтажными жилыми домами и лабазами с Большого Кисельного на Варсонофьевский переулок. Воровских малин здесь отроду не водилось, те все больше группировались между Сухаревской площадью и Мясницкой или уже в Марьиной Роще. Ресторанов и даже пивных, возле которых «портяночники» могли подстерегать клиентов, чтобы снять поношенное пальто или клифт, поблизости тоже не было. Обычнейшее место, совершенно ничем не примечательное.

Английский пистолет в кармане он сжимал и ощупывал пальцами больше по привычке, чем от необходимости. Досталось незнакомое оружие, и хочется как-то его освоить, то есть сделать своим по духу. Чтобы не килограмм железа, а часть тебя самого продолжала руку.

Странное шевеление волос на затылке, а скорее — подобие щекотки внутри черепа оповестило, что ровно через секунду в него выстрелят. Не пятно лазерного прицела коснулось спины, а самая обычная незримая линия: глаз — прорезь — мушка — цель, выровнявшись, вызвала такую острую реакцию. Еще бы несколько квантов времени, Шульгин сверхчувственно смог бы определить тип готового выстрелить оружия, а то и внешность того, кто, затаив дыхание, выбирал последний миллиметр спуска. Только их у него не было. Пришлось просто упасть, разворачиваясь лицом в нужную сторону.

Нечто быстрое и убойное проныло в полуметре над лицом одновременно с очень громким, объемным грохотом. Выдернув из кармана «веблей», он одновременно успел увидеть вспышку, воспроизвел в уме траекторию и прямо в ее исходную точку вложил целых три тяжеленных пули.

Безусловно, попал. Не мог не попасть, потому что его выстрелы подчинялись законам дзен-буддизма. «Стрела и цель сами знают, где им должно встретиться».

Сначала он услышал вскрик, похоже, предсмертный. Уж такие мы умеем отличать от иных, когда пуля попадает в плечо или в ногу. Потом с той стороны снова ударил обрез, звук ни с чем не спутаешь, да и сноп пламени характерный. Стреляли теперь в направлении его дульных вспышек. И еще раз, и еще. Быстро научился мужик ворочать затвор.

Пули завывали так, что ясно было — подпиленные. Не иначе на медведя собирались. Мимо, разумеется, раз услышал. А сам снова попал, двумя следующими выстрелами. Это всегда чувствуешь.

Полежал немножко, медленно начал отползать до ближайшего укрытия, по-прежнему на спине, держа перед собой пистолет, в котором оставалось всего два патрона. Никто на той стороне не шевелился.

Значит, опять выскочил «из объятий смерти», как любили выражаться в XIX веке.