Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

— Вот так, Витя, у меня получилось, — и рассказал ему практически все, от прощания на Павелецком до текущего момента. С точки зрения Шестакова — ничего не искажая. Про Лихарева, Заковского, самого Сталина.

— Не-ет, ну ты даешь, — протянул Овчаров, и Шульгин немедленно протянул ему стальную, обтянутую замшей фляжку коньяку. Нашел в буфете у Валентина и положил в карман на всякий случай.

— Что нам, Витя, делать? Так сложилось. Я честно собирался взять у себя в сейфе чековые книжки, завезти тебе. Поймали б меня ежовские соколы — тогда, конечно, все. Мне конец, и деньги б ушли неведомо куда. Не вышло у них. Теперь я, похоже, на коне. О тебе я думал, не сомневайся. Если по-прежнему на загранработу настроен — поезжай, конечно. Думаю, теперь нравы у нас значительно смягчатся, вашего брата опять зауважают, перестанут дергать… Вздумаешь дальше в серьезные игры поиграть, могу тебе предложить как минимум должность начальника управления по международным связям в моем наркомате. В Мадрид, в Париж, да и в другие интересные места будешь ездить невозбранно. Ну и нашивочек добавим, что там у вас следующее по тарифной сетке — посланник, что ли?

— Посланник, — машинально ответил Овчаров, — но это уж больно высоко, за пределами твоей компетенции. Считай, не меньше чем комкор в армии. Да чего ты мне всякой ерундой голову забиваешь? Я еще от прежнего в себя не пришел. Только вообрази, что я за это время передумал, от каждого скрипа половицы вздрагивал…

— Чего тут воображать, сам такой был, с раскаянием принес все возможные извинения. Что еще от меня требуется? Скажи лучше, Татьяна твоя не вернулась?

— Нет, она на весь отпуск уехала. Бродит сейчас, наверное, по Эрмитажу, а вечерами — театры…

— Вот и ладненько. Тогда давай тоже куда-нибудь закатимся. Хочешь — в «Националь»?

— В «Националь» — не надо, в «Метрополь» тоже. Там меня в лицо знают, часто по делам бывать приходится. Найдем попроще, где обслуга не стучит в штатном режиме.

— Знаешь такие места — командуй, я в этих делах пас.

Овчаров привез Шульгина в небольшой особнячок без вывески неподалеку от ипподрома. С зашторенными окнами и пропускным режимом. Внутри же оказался вполне приличный, только не общедоступный ресторан. Каких всегда было достаточно в современной Шульгину Москве. Домжур, Дом архитекторов, актеров, писательский, само собой, и тому подобное. Зал попроще на первом этаже, побогаче и уютнее — на втором. Сюда пускали не всех даже и из «своих». Но Виктор прошел мимо вахтера свободно, лишь слегка кивнул. Обстановка здесь явственно отдавала стилем перворазрядного тестовского трактира. Мебель, занавеси на окнах, громадная буфетная стойка мореного дуба — все, похоже, так и осталось здесь с прежних времен. Так ведь, подумал Шульгин, чего особенно удивляться, лет-то с тех пор сколько прошло? Всего ничего, можно сказать, с ликвидации НЭПа — десять всего…

Овчаров подтвердил его предположение. На самом деле до конца двадцатых годов здесь помещалось частное заведение, обслуживавшее в основном завсегдатаев бегов, традиционно обмывавших выигрыши и завивавших горе веревочкой, если не пофартило.

Потом, естественно, частника искоренили, ресторанчик национализировали, но судьбы сотен и тысяч подобных же «храмов желудка» он избежал. Кто-то из наркоминдельского начальства, тоже, наверное, не чуждый ностальгии, да и более рациональных соображений, чуть ли не сам Чичерин или Карахан, добились передачи «объекта» на баланс своего учреждения с сохранением профиля. Формально — как общепитовской точки при ХОЗУ, вроде столовой повышенной категории для ответработников, фактически же там организовали полусекретный «Дом приемов» для проведения неизбежных в дипломатической работе конфиденциальных завтраков и ужинов, иных корпоративных мероприятий.

— Здесь, по крайней мере, посторонних не бывает, наших общих друзей — в особенности. Свои службы есть…

Шульгин про себя подумал, что так уж зарекаться не стоило бы, те ребята, если им нужно, куда хочешь влезут. С другой стороны, исходя из обычного соперничества и взаимной ревности сопоставимых по значимости ведомств, вполне допустимо, что на среднем уровне НКВД и НКИД в дела друг друга не лезут, все вопросы прорабатываются на самом верху, с согласия или по указаниям лично Хозяина. Иначе и работать невозможно, дипломатия все же дело тонкое, государственное. Лубянцы, дай им волю, такого наворотят… Хотел же Ежов даже дела шестаковского наркомата на себя замкнуть.

— Тебе виднее, — сказал он, присаживаясь за указанный Виктором столик в углу, за раскидистой пальмой в здоровенной деревянной кадке. Людей в зале было немного, сидели по двое, по трое, выпивали, закусывали, кому-то Овчаров коротко кивнул, кого-то словно и не заметил. Не было ни рукопожатий, ни возгласов, ни объятий, столь свойственных собраниям людей свободных профессий.

Прямо напрашивалась на стене табличка из конторы «Геркулес»: «Сделал свое дело — и уходи».

— Как-то не слишком весело у вас тут, — не преминул отметить Шульгин, беря в руки папку меню.