«Скорпион» нападает первым

– Именно то, о чем вы с матерью так много и нудно говорите. Они желают полной независимости Армении, без русских или кого-то там еще.

– Можно и встретиться, – не выказав энтузиазма, сказал Прош. – Болтуны, наверное, очередные…

Брат пожал плечами:

– Сам разберешься.

Вечером возле дома брата его ждала машина. Молчаливый шофер, кстати, русский, привез его в какой-то загородный дом, где Проша ждали двое – один совсем пожилой седовласый холеный господин, чье лицо показалось смутно знакомым, второй тоже немолодой, лет пятидесяти с поврежденным левым глазом.

– Parlez-vous fransais? – спросил седовласый.

– Oui.

И разговор пошел на французском. Говорил в основном старик, человек с поврежденным глазом все время молчал, казалось, не прислушиваясь к разговору. Прош даже начал сомневаться, понимает ли тот, о чем идет речь. Французский седовласого звучал довольно архаично, так, видимо, разговаривали в начале века.

– Вас, кажется, зовут Прош Прошьян? – первым делом спросил старик.

– Сурен Прошьян. Прош – прозвище. А, собственно, кто вы такие? – поинтересовался Прош.

– Я – депутат Верховного Совета СССР, а он… – седовласый кивнул на человека с поврежденным глазом и неопределенно помотал ладонью, – он позже сам скажет о себе.

– Депутат Верховного Совета… – протянул Прош. – И что же депутату от меня нужно?

– Вы меня перебили, я хотел припомнить некоторые этапы вашей биографии. – Седовласый потер лицо, и Прош отметил, какие у него старческие, усыпанные «гречкой» руки. – Как я понимаю, вы имели отношение к борцам за свободу Армении?

Прош неопределенно пожал плечами.

– И сейчас, будучи гражданином Франции, интересуетесь, как обстоят дела в этой, так сказать, сфере. Значит, вам небезразлична судьба родины.

– Допустим. А каковы ваши цели и предложения?

– Первейшая наша задача на сегодняшний день, – заговорил человек с поврежденным глазом, – отторжение от Азербайджана НКАО. Карабах должен стать армянским. Там грядут значительные события.

– Неужели вы это серьезно?

– Вполне. Так вот. Если вы действительно согласны к нам присоединиться…

– К кому к вам?

– К боевому крылу партии дашнаков… Если согласны, будем сотрудничать. Как мы понимаем, кроме патриотизма, для таких, как вы, немаловажен и материальный фактор.

– Как понимать – для таких, как вы?

– Будем называть вещи своими именами. Вы – типичный солдат удачи, дикий гусь, как называют таких на Западе. Мы это учитываем. На ваш счет в банке единовременно будет перечислена определенная сумма, так сказать, подъемные, потом вы будете получать жалованье. Устраивает вас такой вариант?

– А если я не соглашусь?

– Это ваше личное дело. Не согласитесь, разговора не было, и все.

– Допустим, я принимаю ваше предложение, тогда?..

– Вы обычным порядком отбываете во Францию, мы переводим на ваш счет деньги, чтобы вы убедились в серьезности наших намерений, потом переправляем вас через границу, и вы начинаете подготовку бойцов в одном из секретных тренировочных лагерей в горах.

– Сколько вы мне заплатите?

– Десять тысяч долларов сразу и по пятьсот долларов ежемесячно до тех пор, пока вы с нами сотрудничаете.

– В три раза меньше, чем в легионе…

– Мы не так богаты, как французское правительство.

– Могу ли я подумать?

– Конечно, до завтрашнего утра. – Они раскланялись, Проша увез тот же водитель.

Собственно, обдумывать было особенно нечего. Седовласый правильно сформулировал жизненное кредо Проша, назвав его солдатом удачи. Условия, предложенные дашнаками, особенно выгодными не назовешь, хотя спрос на наемников слишком специфичен. С другой стороны, почему бы не послужить на благо родины?

Прош согласился. Дальше шло примерно по той схеме, которую обрисовал человек с поврежденным глазом. В августе восемьдесят седьмого года он удачно перешел иранскую границу и через Азербайджан попал в Карабах. Лагерь, в котором ему предстояло обучать солдат освободительной армии Нагорного Карабаха, представлял собой несколько старых кошар, наскоро приспособленных под жилье. Оружие и амуниция были исключительно советского производства. Кроме него, в лагере присутствовало еще двое инструкторов, офицеров Советской Армии, и начальник, он же политрук, ежевечерне проводивший политзанятия, на которых разжигалась ненависть к «азерам». Курсанты, отслужившие действительную в Советской Армии, обычные молодые ребята, вчерашние чабаны и виноградари, оказались благодатным материалом, которому можно внушить практически что угодно. Глаза их загорались ненавистью, гортанные крики возмущения и ужаса, проклятия вырывались из их ртов, когда политрук рассказывал о зверствах турок и мусаватистов.