Скорпион

- Спускаемся, что ли? - спросил Щур-Толмач.

Франц встрепенулся, помотал головой.

- Да-да... Спускаемся.

Потом добавил:

- Ну, спасибо, Щур. Если бы не ты...

Щур глазами Толмача как-то странно посмотрел на него, но ничего не ответил.

Вниз они спустились в полном молчании, домой возвращались пустыми, сумрачными улицами. Уже темнело, и руины выглядели угрожающе.

Щур шел быстрым шагом, почти бежал.

- Куда несешься? - спросил наконец Франц недовольно.

- К Доктору, - отрезал Щур-Толмач.

- Зачем?

- Надо, - так же коротко бросил Щур.

V. Вместо Доктора они застали Лейтенанта, рассматривающего какие-то книги большого формата в ярких, блестящих обложках. Франц никогда таких не видел. Лейтенант оторвался от своего занятия, рассеянно ответил на приветствие.

- К Доктору? - спросил он. - В палатах где-то или в подсобках. Минут через пятнадцать будет. Садитесь, ждите.

Франц опустился в кресло у стола, а Щур-Толмач сразу подошел к книжной полке и стал рыться в стопке растрепанных брошюрок. Он извлёк из кучи одну и начал неторопливо перелистывать. Остановился на одной странице: долго вчитывался. Затем глаза Толмача закрылись, лицо стало невыразительным верный признак, что между Толмачом и Щуром идет оживленная телепатическая дискуссия. Франц смотрел на них с некоторой завистью. Преимущества интеллекта, имеющего в своем распоряжении два совместно работающих мозга, были неоспоримы. Именно поэтому Щур-Толмач и был правой рукой Доктора и старостой над всеми остальными мутантами.

Лейтенант отложил просмотренную книгу и взялся за следующую. Франц со вздохам отвернулся от Щура-Толмача и протянул руку к отложенному тому.

- Можно?

- Бери, - ответил Лейтенант.

У этого альбома обложка не была пестрой. На сером фоне простым шрифтом выведено название: "Живопись европейского Возрождения". Францу это ничего не сказало. Он раскрыл наугад и замер пораженный. Потрясение его было почти таким же сильным, как на вышке, когда он увидел голубое небо. Никогда не виданные им краски произвели в его душе отклик, подобный беззвучному сейсмическому удару. Цвета буйствовали, рвались со страниц; перед Францем распахнулось окно в мир иного измерения. Пейзаж, не похожий ни на что виденное, приковывал взгляд, гипнотизировал - и синее небо, и облака, и река, и странные деревья, и что-то голубоватое вдали, что Франц не знал как и назвать, ибо гор он никогда в жизни не видел. Но главное - люди! Множество людей на переднем плане, мужчины и женщины, в разнообразных позах, в странных пестрых одеяниях, и все они казались ему прекрасными! Он не мог понять, что происходит на картине. Но ясно было, что нечто важное и глубоко значительное. Подпись под картиной: "Лука Лейденский. Исцеление иерихонского слепца". С трудом оторвавшись от созерцания, Франц стал листать дальше. Какой цветной микрокосм предстал перед ним: и восторг, и горькое чувство какой-то потери теснило сердце. Он впервые видел всех этих прекрасных людей и не понимал, что они делали. Но судя по всему, то были какие-то бесконечно важные и прекрасные дела. Подписи под картинами ничего ему не говорили: "Мантенья. Парнас" (Разве бывают крылатые кони? Может, раньше были?), "Рафаэль. Обручение Марии" (Что такое обручение?), "Леонардо да Винчи. Мадонна в гроте", "Боттичелли. Поклонение волхвов", "Джорджоне. Поклонение пастухов"... Глубокая зелень и небесная лазурь, золото, пурпур, киноварь... Когда он дошел до "Спящей Венеры" Джорджоне, то почувствовал, что находится на пределе - сердце, казалось, готово было разорваться от беспредельной тоски и отчаянья.

И вдруг - неожиданное отрезвление. На одной из картин все было до боли знакомо - руины зданий, пламя, клубы дыма, багровые облака, фигурки людей и множество безобразных тварей - должно быть, мутантов. Франц прочел подпись: "Иероним Босх. Воз с сеном. Правая часть триптиха "Ад". Сена никакого на картине не было, и слово "ад" было непонятно, но не это, а некое другое несоответствие заставило Франца призадуматься. Он уже хотел было задать вопрос Лейтенанту, но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался Доктор. Он был бодр и в прекрасном расположении духа. В руках большой термос уникальная вещь, пережившая Красную Черту. Доктор им очень дорожил.

- Добрый вечер, молодые люди, добрый вечер, Петр! Прекрасная компания собралась, вот и отлично, сейчас чай пить будем.

Лейтенант буркнул: "Привет, Адам" - и отложил в сторону альбом,

Щур-Толмач захлопнул брошюрку и сделал шаг вперед. По лицу Толмача было видно, что "полтора человека" принял какое-то решение.

Франц его опередил:

- Доктор, можно вопрос?

- Давай, сынок, что у тебя там?

Франц ткнул пальцем в картину Босха:

- Доктор, разве бывают цветные фотографии? Ведь это фотография?

- Нет, Франц, это не фотография. Это работа художника. Это... м-м... нарисовано.

- Как нарисовано?! Разве можно так нарисовать?

Знакомство Франца с изобразительным искусством ограничивалось рисунками, сделанными мелом на каменных стенах.