Скорпион

По признанию моего спутника, он мечтает умереть здоровым и богатым. И чтобы могила была придавлена мраморным памятником от благодарной супруги и детей. На это я посмеялся: наивный человек, кому мы нужны? Мы нужны только самим себе. Каждому разбираться лишь с самим собой. Потому, что человек умирает один — сам. Это самая трудная работа: быть самим собой.

В деклассированные стаи сбиваются слабые духом, нищие мыслью, больные телом. Распущенность и вседозволенность объединяет тех, кто считает, что разврат должен главенствовать в нашей жизни. Их можно было бы пожалеть, да они проявляют странную агрессивность и спесь: мы — голубых, говорят, кровей, а все остальное есть быдло и есть грязь. Они повсюду захватывают командные высоты (власть, театр, телевидение, кино) и вихляющие вислыми задами певуны исполняют песнь во славу своему движению. Голубые хоругви реют над страной. Не собирается ли Армия любовников в великий поход?

Мой джип уже мчал по скоростной пригородной трассе. Помнится, давно, в другой жизни, когда я выполнял функции телохранителя, мне пришлось стрелять по летним пыльным кустам, где, как показалось, находился подозрительный фигурант с оружием. Потом выяснилось, в кустарник забрела добрая корова.

Эх, было времечко! Поменьше бы старческого маразма, побольше здравомыслия — и был шанс не угодить в выгребную яму будущего. Голосок с картавинкой отвлекает меня от пустых мыслей:

— Скоро поворот, не пропустить бы, Александр. Ни черта не видно.

Вот именно: такое впечатление, что все народонаселение надеялось за новым поворотом увидеть сияющие отроги вечного счастья, а наткнулось на петляющую дорогу с колдобинами в лесной и страшной чаще.

Поворот на государственную дачу «Сосны» № 6 был неприметен, серебристая дождливая шоссейка едва угадывается под светом фар.

Почти сорок лет назад, насколько мне известно, Совет Министров построил для себя маленький коммунизм в одном отдельно взятом уголке родной природы. Сейчас здесь поправляют здоровье работники правительства и Администрации. Власть отдыхает от народа за «линиями Мажино» в виде КПП, поселочка соглядатаев и высоких заборов.

После непродолжительного полета в ночном сыром пространстве нас встречает вышеупомянутый КПП с деревянным домиком и полосатым шлагбаумом. Двое в дождевиках, под которыми прячутся короткоствольные автоматы, сверяют документы с заказанным пропуском. Все в порядке, и мы с адвокатом продолжаем наш путь по уже заповедной зоне. За штакетником мелькают кирпичные миниатюрные замки в стиле эпохи роскошного Ренессанса, их оконные бойницы залиты дождем и лимонадным светом.

— Нам сюда, — наконец адвокат указывает на дачную островерхую постройку, похожую на корму шхуны. — Надеюсь, Александр, вы проявите такт?

Господин Лазаревич так и не понял, с кем имеет дело. Более тактичного человека трудно найти. Такая у меня корректная профессия: прежде чем пустить пулю в лоб врагу, я всегда поинтересуюсь его здоровьем.

Нас встречали — на крылечко вышел объемный телохранитель в рубахе, перехлестнутой ремнями кобуры. Он был молод, из бывших атлетов; узнав адвоката, кивнул. На меня обратил внимание ровно столько, сколько рекомендуется по инструкции.

— Вас ждут, — сказали нам, — в гостиной.

Мы проследовали за охранником по холлу, обитому карельской березой. На его стенах висели картины и гобелены. На полу лежала ворсистая дорожка и наши шаги были неслышны.

Гостиная напоминала гостиничный номер: номенклатурная мягкая мебель, паркетный пол, бронзовая люстра, хрусталь в горке, зеркала. Лишь камин, где уютно пылали поленце, кожаное кресло и резной столик на гнутых ножках отражали потаенное желание хозяина чувствовать себя как дома.

— Михаил Яковлевич, а вот и мы, — нервно хихикнул адвокатишко.

— Очень приятно, — поднимался из кресла седовласый господин Фиалко, знакомый мне своей лицевой вывеской, мелькающей на голубом, прошу прощения, телевизионном экране. — Хотя приятного мало, надо это признать.

Его рукопожатие было слабовольным, как у аристократа голубых кровей. Чувствовалось, что все силы он отдает на служение неблагодарной отчизне.

— Водка, виски, джин, чай, кофе? — сделал гостеприимный жест в никуда. — Садитесь-садитесь, господа.

— Спасибо, на работе не пью, — не был оригинален я, пристраивающийся на кожаном пуфике.

— Михаил Яковлевич, собственно говоря, я ознакомил компетентного, так сказать, товарища с нашим делом, — хлопотал на стуле адвокат, — но, видите ли, специфика…

Хозяин барским движением руки остановил халдея:

— Ирвинг Моисеевич, вас мечтает увидеть Марина. — Улыбнулся мне как родному. — Это моя дочь. — И адвокату. — Будьте добры, воплотите её мечту в жизнь.

— Ба! О чем речь! — воскликнул господин Лазаревич, поспешая из гостиной. — С привеликим удовольствием. Как славно, что Марина Михайловна здесь.

С добродушными улыбками мы проводили аденоидного адвокатишку, чтобы затем обратить взгляды друг на друга. Помолчали, слушая шум ночного дождя. Невидимые напольные часы пробили полночь.