Скорпион

Щур-Толмач разинул рот, намереваясь, что-то сказать, но передумал.

Доктор засуетился, выставляя на стол разнокалиберные чашки, кувшинчик с вареньем из ягод верасники, холодные, уже слегка черствые лепешки. Когда все расселись вокруг стопа, он отвинтил колпачок термоса, извлек пробку (из горлышка пошел парок) и разлил ароматный напиток по чашкам.

Чай пили в молчании, не спеша, вдумчиво, макая лепешки в кувшинчик с вареньем. В мире Франца к еде люди относились серьезно.

Франц никак не мог взять в толк, почему эту жидкость Доктор называет чаем. Откуда он взял это слово? Ведь это был просто отвар шиповника и еще нескольких растений, ни одно из которых чаем не называлось. Он каждый раз задумывался над этим и каждый раз забывал спросить. Не успел и в этот раз. Доктор отставил термос и в упор посмотрел на Щура-Толмача:

— Чувствую, молодые люди, вы что-то хотите рассказать.

Щур-Толмач спокойно выдержал взгляд Доктора и голосом Щура просто ответил:

— Да.

И начал рассказывать про дневную экспедицию на верхушку телевышки. Франц окаменел от такого предательства. После одного несчастного случая подобные вылазки были строжайше запрещены. И вот теперь Щур… Франц принялся корчить страшные рожи, пытаясь заставить Щура замолчать, но тот его игнорировал. Лейтенант смотрел на рассказчика с недоумением. Доктор, покусывая губу, хмурился, но пока не перебивал. Франц понял, что Щура не остановить, и смирился. Но когда Щур стал рассказывать, как он, Франц, свалился за пределы площадки, Франц не выдержал:

— Да что ты врешь! Не было этого!

Щур-Толмач бросил на него быстрый взгляд:

— Было! Просто ты не помнишь. Об этом я еще скажу. А что было, так ты Толмача спроси, он тоже видел.

Толмач тут же перешел на свой собственный голос:

— Точно было! Я видел…

Он запнулся и замолчал. Надо полагать, Толмач хотел еще что-то сказать, а Щур считал, что уже достаточно, и между ними завязалась обычная их борьба за право голоса. Борьба, которая почти всегда заканчивалась победой Щура.

Паузой воспользовался Доктор. Голос его был ледяным:

— Это и есть то самое самообразование, которым ты хотел заняться, Франц? Между прочим, молодые люди, законы, которые мы у себя вводим, вызваны к жизни вескими причинами. И созданы они для того, чтобы их выполняли. А я-то считал вас вполне взрослыми, разумными людьми…

— Доктор, — ответил Толмач голосом Щура, — запреты существуют еще и для того, чтобы их временами нарушать. Иначе не будет никакого прогресса. Мы сегодня, конечно, нарушили запрет, но зато сделали открытие, последствия которого трудно предсказать.

— У вас какой-то абстрактный спор, — вмешался Лейтенант, — оставьте высокие материи, держитесь фактов. Я так и не понял — свалился Франц с вышки или нет. Если свалился, то как жив остался?

— Свалился, свалился, — ответил Щур-Толмач, — а вот как он жив остался, мы и сами не поняли, пока на нас коршун не напал.

— Еще и коршун… — Доктор схватился за голову. — Вижу, скучно вам там не было. Ну давай, давай, все рассказывай, без утайки. Разбивай сердце старого человека.

Щур-Толмач рассказал о коршуне.

— Это-то ты хоть помнишь? — спросил он Франца.

— Это помню.

— Все в деталях? Как ты от него увертывался?

— Я не увертывался. Я стоял себе неподвижно, это он все время промахивался.

— Да? И с чего это он вдруг столько раз промахивался?

— Не знаю… Я думал, это ты его психополем с толку сбиваешь.

Голова Толмача повернулась к Доктору.

— Шестнадцать лет назад, когда мне было десять, а Францу два года, он впервые попал в нашу клинику, и вы дали нам, телепатам, задание выявить у него способности к телепортации. Там еще был какой-то случай со стеной. Вы помните?

— Да, конечно.

— И как вы знаете, никаких способностей к телепортации мы у него не нашли. А вот сейчас…

— Я понял. Значит, способности такие у него все-таки были. Только так глубоко запрятанные, что проявляются лишь в минуты смертельной опасности. Как на этот раз или в том случае со стеной. Я тебя верно понял?

— Насчет опасности верно, а насчет телепортации — нет. Тут все гораздо интереснее.

— Еще интереснее! Куда уж дальше?!

— Ну, сначала-то я тоже подумал — телепортация. Свалился человек вниз смертельная опасность — включились скрытые потенции и т. д. Но одна деталь из этой картины выпадала.

— Какая же?

— Ограждение. Я же сам видел, как прут сломался. А когда Франц вновь оказался на площадке, то перила снова стали целехонькие. Что ж, думаю, он по пути обратно еще и перила починить успел? Что-то тут не так. И самое главное, по Францу видно было, что он ни черта не помнит. Как будто ничего и не было. Мы бы, наверно, и до сих пор голову ломали, да тут, к счастью, коршун подвернулся. Когда началась эта коррида…

— Ишь ты, — встрял Лейтенант, — слова-то какие знает — коррида!

— Лейтенант, — укоризненно произнес Щур-Толмач, — вы же сами давали нам «Фиесту» читать.

— А-а, действительно… Я забыл.

— Не перебивай, Петр, — сказал Доктор Лейтенанту и, обернувшись к Щуру-Толмачу, потребовал: — Продолжайте, молодые люди.