Скорпион

Подступая к месту временного обитания, замечаю лейтенанта Татарчука. Он дежурит в стареньком отечественном авто "Жигули", в его руках открытая консервная банка:

- Капитан, будешь морскую капусту? Очень полезна. Железа много, как в яблоках.

- Лучше яблоки, - усаживаюсь на переднее сидение.

- Не, в капусте качественнее.

- А ты чего тут?

- Тебя жду, чекист, - отвечает. - Ищут вашу персону, - и при помощью раскладной вилки подносит к лицу промасленный подарок моря. - С ног сбились, так ищут.

- Кто? - морщусь. - Как можно жрать это, Вася?

- Говорю же, полезно, железа много, - и шутит. - Можно служить без бронежилета.

- Кто ищет? - повторяю вопрос.

Оказывается, руководство уже как час рвет и мечет: к генералу Иванову прорвалась подполковница (бывшая) Милькина с диким утверждением, что её любимый внук был подвержен насилию во время допроса капитаном Синельниковым.

- Врет эта подполковница (б), - зевнул я. - А кто ещё по мою душу?

- Собашниковы.

- Ну да? - не верю.

- Ну не тебя пока конкретно, а того, кто с Анастасией в "Парусе"...

- И что?

- Могут выйти на тебя, капитан.

- И что?

- Ничего, - с раздражением отбросил консервную мину в урну: мирная тишина лопнула, будто мы и вправду рванули ОЗМ-72. Куриное племя курортников привычно прыснуло в стороны. - Не рекомендуется трогать Собашниковых, - проговорил сквозь зубы.

- Почему это?

И получил ответ: братья хозяева города по той причине, что находятся под крышей исполнительной власти, которая принадлежит Каменецкому Льву Михайловичу.

- Понятно, - сказал я. - Только не понятно, кто такой, этот Каменецкий?

- Мэр, - плюнул Татарчук. - Жидок ещё тот. Держит банк "Олимпийский" и там крутит бюджетные средства, превращая их в свои. Мы хороший компромат нарыли.

- И что? - удивился. - Почему за яйца не взяли олимпийца?

- Капитан, ну ты даешь, - присвистнул юноша. - Тут все повязано морскими узлами. Да и люди у него в столице нашей родины.

- Участники олимпийского движения? - передернул плечами.

- А тебе-то зачем все это, капитан?

- Мне? Да так, для общего развития, - черт, забылся, я ведь грошовый пинкертон, а не КРУ при администрации Президента. Надо быть осмотрительнее не только при исполнении своей секретной миссии, но даже при уличной трепотне. - Ладно, черт с ними, - и выбрался из машины. - Пойду сдаваться, Васек.

- Давай, подвезу с ветерком, - хохотнул лейтенант.

- Давай потом, - согласился я, - к Собашниковым с ветерком.

- К кому? - вытянулся лицом молодой оперативник, точно заглотил вместо лакомых капустных водорослей морского саркастического ежа.

... Дневная термоядерная звезда, превращаясь в гигантский цветущий пунцовый пион, погружалась в глубоководную Марианскую впадину. Из пламенеющего моря выходила, как купальщица, молодая прохлада. Прожаренные курортники занимали места в пластмассовых кафешках. Детишки гоняли на быстрых роликах. Местные юнцы в одеждах кислотных цветов сбивались у ДК моряков, а их смазливые подружки подправляли помадой молодые и трепетные, как бабочки, губки: для ночной напряженной вахты, поскольку на рейде бронзовел мускулистый боевой силуэт ракетного эсминца военно-морских сил США.

И в этом гармоничном и прекрасном мире червоточиной находился я, menhanter. Всегда обнаружится тот, кому больше всех надо. Хотя в данном случае я выполнял чужую волю: видимо, новости в этой теплой местности распространялись со скоростью деления чумных палочек Коха.

В Управлении меня поджидал сюрприз в образе возмущенной донельзя фурии, она же подполковница (б) А.А. Милькина. Лицо мадам было постным и общим выражением походило на плоскую рыбину, плавающую в мазутных речных водоемах. Очки с темными камуфляжными стеклами прятали глаза, где, нетрудно было догадаться, плескалась ненависть. Полковник Петренко, измученный активной жалобщицей, обрадовался мне:

- Капитан Синельников, наш, так сказать, новый сотрудник.

Я шаркнул ногой в сторону мадам и внимательно выслушал все, что думает обо мне широкая общественность и городская власть.

- А в чем дело? - не понял я. - Катышев ваш внук? А я не знал, как жаль.

- Жаль? - взвизгнула Милькина и вылила на мою голову ведро с помойными инсинуациями, мол, утверждала разъяренная грудастая тетка, я применял к её внуку физические методы воздействия.

- Степан Викторович, - привычно всплеснул руками. - Это поклеп. У нас, простите, не тридцать седьмой год. А молодой человек психически неуравновешен и обстоятельствами эмоционально принижен. Мы с ним поговорили и я убедился: он нуждается в стационарном лечении в соответствующем лечебном учреждении.

- Что? - задохнулась от гнева госпожа Милькина, тряся пористыми щеками, где бродили бородавки. - Вы хотите сказать: Вовочка сумасшедший?

- Я этого не говорил, - запротестовал.

- Он этого не говорил, Александра Алексеевна, - вмешался полковник.

- Как не говорил? Если говорил!

- Нет, не говорил!