— Люди удивляются, почему такой симпатичный парень, как ты, живёт, будто старая дева.
— Какие люди? — спросил Билли, оглядев посетителей таверны.
— Многие. — Стив поймал ртом первую оливку. Затем вторую, третью и сжевал их под аплодисменты зрителей первого ряда, сидевших на высоких стульях у стойки.
В последний час своей смены Билли более внимательно, чем обычно, приглядывался к Стиву Зил— лису, но не заметил ничего подозрительного.
Или Стив не был тем шутником, кто написал записку, или он был куда более хитрым и злобным, чем казалось.
Впрочем, значения это не имело. Никого не убили. Записка обернулась шуткой; рано или поздно выяснится, ради чего её написали.
Когда Билли покидал таверну в семь вечера, Айви Элгин подошла к нему, её глаза цвета бренди возбуждённо сверкали.
— Кто-то должен умереть в церкви.
— С чего ты так решила?
— Богомол. Кто молился, тот умер.
— В какой церкви? — спросил Билли.
— Надо подождать, и мы все узнаем.
— Может, это произойдёт не в церкви. Может, умрёт кто-то из местных священников.
Она пристально смотрела ему в глаза.
— Я об этом не подумала. Возможно, ты прав. Но как это связано с мёртвым опоссумом?
— Понятия не имею, Айви. В отличие от тебя, предсказания по внутренностям для меня — тёмный лес.
— Я знаю, но ты такой милый. Всегда меня слушаешь, никогда не смеёшься надо мной.
Хотя Билли работал с ней пять дней в неделю, сочетание экстраординарной красоты и сексуальности Айви временами могло заставить его забыть, что она кое в чём оставалась скорее девочкой, чем женщиной, нежной и простодушной, добродетельной, пусть и не невинной.
— Я подумаю насчёт опоссума, — пообещал Билли. — Может, во мне есть толика провидца, о которой я ничего не знаю.
Её улыбка могла свалить мужчину с ног.
— Спасибо, Билли. Иногда этот дар… тяжёлая ноша. И от помощи я не откажусь.
Снаружи солнечные лучи окрасили воздух летнего вечера в лимонно-жёлтый цвет, а крадущиеся к востоку чёрные тени вязов чуть отливали лиловым.
Подходя к «Форду Эксплорер», Билли увидел записку под «дворником» лобового стекла.
Глава 6
Хотя до сих пор не сообщалось о найденном трупе учительницы-блондинки или пожилой женщины, Билли остановился в паре шагов от «Эксплорера», не решаясь подойти ближе, не испытывая ни малейшего желания читать вторую записку.
Ему хотелось только одного: немного посидеть с Барбарой, а потом поехать домой. Он не навещал её семь раз в неделю, но как минимум через день, а чаще — два дня из трёх.
Визиты в интернат «Шепчущиеся сосны» были одним из краеугольных камней, на которых строилась его незатейливая жизнь. Каждого он ожидал с нетерпением.
Он не был глупцом, но и не отличался особым умом. Знал, что его уединённая жизнь может легко перейти в полное одиночество.
Узкая черта отделяет уставшего затворника от боящегося всего отшельника. И черта эта ещё уже между отшельником и ожесточившимся человеконенавистником.
Вытащить записку из-под «дворника», скомкать, отбросить в сторону непрочитанной, несомненно, означало бы переход первой черты. И, возможно, пути назад уже не будет.
Он не имел многого из того, что хотел бы получить от жизни. Но по натуре был достаточно честен с собой, чтобы понимать: выбросив записку, он бы выбросил всё, что сейчас его поддерживало. Жизнь не просто бы переменилась — стала ужасной.
Погруженный в раздумья, он не услышал, как на стоянку въехала патрульная машина. И когда вытаскивал записку из-под «дворника», вздрогнул, увидев внезапно появившегося рядом с ним Лэнни Олсена, одетого в полицейскую форму.
— Ещё одна, — по голосу Олсена чувствовалось, что он ожидал появления второй записки.
В голосе слышались нервные нотки, на лице отражалась тревога, в глазах читался страх.
Так уж распорядилась судьба, что Билли пришлось жить в то время, когда отрицалось существование жуткого, отчего жуткое называли всего лишь ужасным, ужасное становилось преступлением, преступление — правонарушением, правонарушение — сущей ерундой. Тем не менее именно жуткость захлестнула Билли ещё до того, как он окончательно понял, что привело Лэнни Олсена на автомобильную стоянку.
— Билли. Господи Боже, Билли!
— Что?
— Меня прошиб пот. Посмотри, какой я потный.
— И что? В чём дело?
— Потею и потею. А ведь не так уж и жарко.
Внезапно Билли почувствовал, что лицо у него покрыто грязью. Провёл на нему рукой, посмотрел на ладонь, ожидая, что она будет чёрной. Но нет, ладонь осталась чистой.
— Мне нужно выпить бутылку пива, — продолжил Лэнни, — две бутылки. Мне нужно посидеть. Мне нужно подумать.
— Посмотри на меня.
Лэнни не встретился с ним взглядом. Не мог оторвать глаз от записки в руке Билли.
Он её так и не развернул, но что-то вдруг развернулось в его желудке, пышно расцвело, поднялось к самому горлу. Тошнота, рождённая интуицией.
Не следовало задавать вопрос: «Что?» Правильным был другой вопрос: «Кто?»
И Билли его задал.
Лэнни облизал губы.
— Гизель Уинслоу.
— Я её не знаю.
— Я тоже.
— Где?
— Преподавала английский в дальней части Напа-Вэлью.
— Блондинка?
— Да.
— И красавица, — предположил Билли.