— Нет, не знал, но у меня почему-то было такое предчувствие, что эта комнатушка мне в один прекрасный день понадобится, — ответил РМЧ и указал на сложенные у левой стены коробки, набитые герметичными пакетами, и ящики, в которых стояли оплетенные бутыли. — Всякий раз, как только выпадала такая возможность, я приносил сюда припасы. Тут хватит, как минимум, на неделю. Все самое простое — сухари, сушеные фрукты, немного мяса. Выпить, правда, нечего — только вода, но зато ни от голода, ни от жажды не помрете. — Указав на сложенные возле двух стульев с прямыми спинками аккуратной стопкой одеяла, он добавил: — Вот все, что я сумел раздобыть для сидения и спанья. Но, собственно, я ведь вам и обещал только убежище.
— При нашем нынешнем положении это просто дворец, — улыбнулась Сэм и пожала руку РМЧ. — Просто не знаю, как и благодарить тебя, дружище.
— А не надо. Кто знает: вдруг в один прекрасный день я попрошу о том же самом тебя, — сказал РМЧ и крепко пожал руку Сэм. — Ну, наслаждайтесь в меру возможностей. Буду к вам заглядывать, когда выдастся минутка.
С этими словами он шагнул в дверной проем, и потайная панель закрылась.
— Ты, конечно, понимаешь, — глубокомысленно заметил Дар, — что выйти отсюда мы уже не сможем?
— Сейчас это наименьшее из двух зол, — отозвалась Сэм и уселась на один из двух стульев. — Потом можно будет через этого парня вызнать, когда точно отправляется следующий рейсовый звездолет, и прокрасться в космопорт.
— Что, и целый месяц томиться в этой шкатулке?
— Либо в этой, либо в другой примерно такой же, но только под неусыпным надзором местных властей, — пожала плечами Сэм. — Тебе выбирать. Лично мне эта комнатка больше подходит.
— Возразить нечего, — вздохнул Дар и тяжело опустился на стул рядом с Сэм. — Вот не знал, что ваше племя столь многочисленно.
— Нас много — очень много. То есть такие, как мы, существовали всегда — по крайней мере начиная с конца девятнадцатого века, но всегда представляли собой меньшинство, если только в правительстве что-то вдруг радикально не менялось. Знаешь, когда у политической системы начинает чихать мотор, всегда начинается распространение альтернативных движений.
— И они распространяются до тех пор, пока мотор не перестает чихать?
Сэм кивнула.
— Но уже более века их число неуклонно возрастает.
— Похоже, я вечно поспеваю к самому концу, — огорченно вздохнул Дар.
— И к началу тоже, — вдруг просияла Сэм. — Ведь конец — это всегда начало чего-то нового, не забывай.
Снившееся Дару чудище колотило по его голове чем-то тяжелым. Даже во сне Дару слышались громкие, гулкие звуки ударов. С трудом вырвавшись из объятий сна, Дар задумался о его связи с реальностью.
Ну и, естественно, связь с реальностью обозначилась самая непосредственная. Вот только стук звучал куда более деликатно, чем во сне.
Дар нахмурился. Зачем бы РМЧ стучаться? Он ведь знает, как открывается дверь!
Следовательно, тот, кто стучался, этого не знает.
И следовательно, это не РМЧ.
Дар повернулся на бок и схватил Сэм за лодыжку. Она медленно подняла голову, сонно заморгала.
— Какого…
— Ч-ш-ш… — прошептал Дар и прижал палец к губам девушки, после чего указал на стену-дверь. — Нас предали?
— Не может быть! — Сэм поднялась. — Поверить не могу!
Потайная панель зажужжала.
— Ага… — Дар вскочил и попытался протиснуться между Сэм и стеной. — Кажется, он нашел-таки нужный листочек…
Панель отъехала в сторону, и за ней стал виден некий фрагмент фигуры человека.
То была некая центральная часть целого. Дар видел лицо незнакомца и часть плеч по обе стороны от головы. Шеи у незваного гостя попросту не было. Еще была видна середина груди и живота, одно колено и противоположное бедро, а также середина передней части кресла, в коем восседал незнакомец. Все остальные части гигантской фигуры этого человека, равно как и занимаемого им кресла, в дверной проем не вписывались. Если считать толстяком среднего фальстафца, то этот был просто супертолстяком. Физиономия его размером равнялась пляжному мячу и покоилась на подставке из четырех подбородков. Нос-картошка торчал над тонкими, плотно сжатыми губами. А вот глаза, похожие на маленькие смородинки в кастрюле с тестом, отличались остротой и живостью взгляда, умом и проницательностью, от которой становилось как-то зябко. Грудь и живот этого великана, казалось, были скроены из одного куска. Если под ними и имелся каркас в виде грудной клетки, то лежал он на весьма значительной глубине. Ноги незнакомца производили впечатление частей тела кита, а ступни размером можно было вполне сравнить с китобойными шлюпками.
Кресло парило дюймах в восемнадцати от пола. В него явно было вмонтировано антигравитационное устройство. Дара озарило: гигант не мог встать с кресла. Он и передвигаться без него не мог — настолько он был толст!
— Приветствую вас, — произнес этот Гаргантюа. — Я — Майлз Крофт.