Скоро полночь

Вопрос Маркину не понравился. Его самого временами удивляла степень собственной независимости. Он понимал специфику доставшейся ему должности, знал силу собственного характера, позволявшую строго очертить круг своих прерогатив и успешно противодействовать попыткам вышестоящих вмешиваться в деятельность своей службы. Но бывали моменты, когда он задумывался — отчего абсолютно все начальники, с которыми ему приходилось работать, столь снисходительны и сговорчивы? Само собой, то, чем занималась СБКФ, мало кому понятно и тем более едва ли представляет практический интерес для «приземленных» политиков, но все же… А теперь что же получается? Он тоже под крылышком, или — как выражается Александр Иванович Шульгин — «под колпаком», у господина Суздалева?

— Наверное, к этому есть вполне объективные причины, — внешне беззаботно ответил он. — Но все ж таки хотелось бы знать, каков, собственно, истинный объем ваших полномочий, регламентированных соответствующими законами и уложениями? Столько лет знакомы, но темы этой как-то и не касались… Сейчас, наконец, пришло время уточнить кое-какие детали, раз уж мы с вами в инициативном порядке решили посотрудничать.

— Разумно. Но вы абсолютно уверены, что мы действительно готовы к настоящему сотрудничеству? Меня, признаюсь, слегка настораживает присущий вам ригоризм, (Прим. автора — суровое, непреклонное следование каким-либо принципам, правилам, убеждениям) извините за резкость. Я же привык работать без оглядки на писаные законы и многие предрассудки в сфере морали, руководствуясь соображениями высшей целесообразности.

— Иными словами — «цель оправдывает средства»? — со странной, похоже, слегка брезгливой интонацией произнес Маркин.

— Скорее, «Salus populi suprema lex» — благо народа — высший закон. Большую часть жизни я исхожу именно из этого принципа, и, прошу обратить внимание, плоды моей деятельности не выглядят столь уж устрашающе, как вы имели в виду, изрекая достаточно избитую, но большинством совершенно однобоко понимаемую формулу.

— Ну, не будем углубляться в философские и юридические дебри, — ответил после паузы Маркин. — В случае необходимости у нас всегда будет возможность согласовать позиции, не доводя дело до серьезных конфликтов. В целом же я считаю, что у нас просто нет другого выбора, кроме искреннего, нелицемерного сотрудничества. Так что — слово офицера…

— Взаимно. Отныне у нас не должно быть корпоративных тайн друг от друга. О личных, само собой, речь не идет…

— Да это еще как сказать, — впервые усмехнулся Маркин. — Иногда личные тайны — далеко не личное дело. Так все же — о ваших полномочиях. Мои вы знаете.

— Так точно. О своих могу сказать то же самое. Мои взаимодействия с любыми государственными структурами практически ничем не ограничены. То же касается и некоторых других позиций, могущих представлять для нас с вами реальный интерес. За исключением особых, в каждом отдельном случае оговариваемых моментов я могу почти все. Ну, естественно, в одиночку я не имею права смещать правительство, объявлять войны великим державам, отменять существующее в стране денежное обращение…

Суздалев задумался, словно вспоминая, какие еще имеются сферы, неподконтрольные его воле. Это, конечно, следовало расценивать как тонкий юмор, но одновременно в виде намека.

— А меня сместить вы можете? — поинтересовался Маркин.

— Собственным именным рескриптом? Отнюдь. Но организовать такой документ — в случае мотивированной необходимости, — он подчеркнул эти слова особой интонацией, — свободно. Причем мотивация будет рассмотрена sine ira et studio — без гнева и пристрастия, и со знанием дела.

— Кем?

— Специалистами в данной и нескольких смежных областях, которые обязательно примут во внимание все аспекты, плюсы и минусы того или иного вердикта.

— Специалисты анонимные, и вся процедура вершится в тайне… Не слишком демократично. Мне начинает казаться, что мы живем не в свободном государстве, а в условиях тщательно замаскированной диктатуры, — сказал Маркин озабоченным тоном.

Суздалев рассмеялся. Наивность адмирала моментами его поражала. Он не знал, что в беседе с Шульгиным Маркин полностью признал не только теоретическую возможность, но даже и необходимость мягкой, то есть не затрагивающей базовых прав частного лица, диктатуры. Сейчас Валентин Петрович просто зондировал будущего соратника, а то и дуумвира, если до этого дело дойдет.

— Давайте, пожалуй, перейдем в соседнюю комнату, там будет удобнее беседовать, — хозяин дома снял тему, которой, по его мнению, касаться было рановато. Плод еще не созрел, так ему казалось. — Надеюсь, сегодня нам к документам обращаться больше не потребуется. А на дворе праздник все-таки.

За накрытым на двоих столом Георгий Михайлович продолжил развивать поднятый Маркиным вопрос.