Скорлупа (СИ)

Сквозь матовую влажную пелену Вадим увидел этот ее взгляд, сначала смутившись и прикрыв веки, прячась. Но мягкие губы Рады просили ответа, и он, почувствовав это, открыл глаза. Их поцелуй был настолько нежным, что оба они почти не уловили миг касания. Лишь дыхание обоих остановилось в этот момент. Немигающий взгляд одного растворялся в зрачке другого, передавая необъяснимую пока информацию, которую предстояло каждому из них для себя расшифровать. И видно богоугодным был этот всплеск чувственности, раз никто не постучал, не вошел в тот миг в перевязочную - такое неподходящее место для раскрепощения. Они сами, не потревоженные, вдруг, как будто, проснулись, вынырнули из наваждения, и оба смутились.

Всего лишь раз еще попал Вадим на перевязку к Раде. Она сняла наложенные ею же швы.

- Ну, вот! Я же говорила - все будет по высшему классу. Красавчик! - Рада взъерошила отросший чубчик на макушке Вадима. - Больше не будешь плакать? - спросила шутливо и совсем не обидно.

- Мужчины не плачут, мужчины огорчаются, - улыбнулся в ответ Вадим, вспомнив фразу с какого-то фильма.

- Ну, иди, иди. Мужчина! - рассмеялась Рада. - Да не бейся больше головой. И не о стенку, и не о голову чужую, хорошо? А то испортишь красоту.

А Вадим Бут, прошедший сквозь тот взрыв, прорвавшийся сквозь ледяную скорлупу безсознания здесь - в госпитале, спасенный здесь же от наследия того взрыва - боли непроходящей, казалось уже, что вечной, теперь чувствовал себя мужчиной. Но не с этой женщиной мужчиной.

Прошло несколько дней. Доктор Опарин, прожужжавший в отделении всем уши о своем переводе в Кабул, как-то проговорил заговорчески, вложив в карман халата медсестры шоколадку:

- Рада-радушка! Выручай. Зашиваюсь с передачей дел. Ты сегодня в ночь? Слушай, оставлю тебе несколько историй, проредактируй, пожалуйста, у тебя это хорошо выходит, - льстил бесстыдно с молящим взглядом.

Ну, как тут откажешь. Парень хороший, ни разу не приставал, как другие, да и комплименты выдавал, вроде, не пошлые:

- Уже одно то, что вы, Рада Евгеньевна, не сняли обручальное кольцо вместе с гражданским платьем, вызывает у меня приступ коленопреклонной уважухи к вашей персоне. Будь вы моей женой, я бы это оценил, поверьте!

И вот лежит перед Радой на столе история болезни рядового Бута Вадима Ивановича, в которой черным по белому: "ХРОНИЧЕСКИЙ ПАНКРЕАТИТ" и так далее, и что "подлежит досрочному увольнению в запас" он, и что "годен к нестроевой в военное время" лишь. А лечили-то ваннами. Теперь это все надо подчистить и вписать лечение соответственно новому медицинскому заключению. Обычная практика военных госпиталей. И нигде не пройдет в дальнейшем по бумагам ни контузия его, ни связь с боевыми операциями возможных в будущем проблем со здоровьем.

Не одну такую историю болезни подчистила медсестра Сурмилина без зазрения совести, а вот тут отложила ручку. Долго сидела, вслушиваясь в круговерть душевных ощущений. Понимала, через два-три дня его уже здесь не будет. Но не понимала, почему именно это вертится в мозгу. "Ну, не влюбилась же? Глупость какая! Мальчик совсем. Жалела, наверное?" Вспомнила вздрагивающие от рыдания его плечи. Где-то там, в то мгновение, трансформировалась ее жалость в нежность, и в этом касании губами его губ уже было даже больше, чем нежность. Что-то новое, неизведанное доселе. Рада вдруг осознала, что ей не хочется, чтобы он исчез из ее жизни. Вот так просто исчез, как этот диагноз настоящий в его истории болезни - вырвал лист и все.

А Вадим сидел в палате возле тумбочки и писал письмо домой - матери. Строчки без пауз-раздумий ложились на бумагу, не так, как тогда, - перед маршем, в письме Люде. В этот раз он легко подстроился под эту свою очередную жизненную метаморфозу, написав без зазрения совести: "Новый адрес, мама, сообщу попозже. Скорее всего, будете писать до востребования".

- Бут, тебя медсестра зовет! - донеслось в приоткрывшуюся дверь палаты.

- Сейчас иду! - крикнул Вадим в ответ. Бросил заклеенный конверт в ящик тумбочки и направился на пост дежурной медсестры.

Он уловил в зрачках Рады именно то - тогда, в перевязочной промелькнувшее выражение ее глаз.

- У тебя еще ванны прописаны. Иди захвати полотенце, жду тебя в процедурной, - сказала Рада и опустила взгляд, перебирая бумаги на столе. Немного полноватое лицо ее обрамлял легкий, как бы, неуместный сейчас румянец, и упруго частила вена на красивой шее, передавая Вадиму скрытое волнение.