Трумэн положил Линкольна в детский манеж и сел в шезлонг рядом с ним. Он взглянул на Кеннеди, которая сидела на коленях у Бэра, ее голова покоилась на его плече. Бэр пришел в мастерскую чуть ранее, во второй половине дня, чтобы поработать немного с мотоциклом, и застрял здесь на обед. Они пожарили гамбургеры на гриле, а потом Трумэн поделился с другом историей о Джемме.
— Я просто хочу, чтобы Джемма была здесь, — Трумэн провел рукой по волосам и откинулся на спинку шезлонга.
Кеннеди подняла головку:
— Джемма, — ее милое личико посветлело при звуке этого имени.
— Нет, принцесса, — ответил Трумэн.
Бэр поцеловал ее в щечку и осторожно притянул головку опять к своему плечу.
— Она не придет, мужик. Это нереально много, чтобы принять. Ты никогда не сможешь увидеть ее снова.
— Она в какой-то момент должна будет приехать и забрать свою машину, — Трумэн надеялся мельком ее увидеть, когда она приедет. — Я просто должен знать, что она в порядке.
— Она не в порядке. Как она может быть в порядке? Чувак, который ей нравится, только что признался, что сидел в тюрьме за убийство человека. И не смотря на все твои благородные поступки, для девушки типа Джеммы ты большой злой волк.
Трумэн оперся локтями на ноги.
— Скажи мне то, чего я не знаю.
Бэр погладил Кеннеди по спинке, когда ее веки отяжелели.
Руки Трумэну казались пустыми, как и он сам.
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы завести семью? Перед тем, как появились эти двое, такая мысль никогда не приходила мне в голову, и, честно говоря, до появления Джеммы я никогда не хотел видеть женщину в своей жизни, как и их. Но теперь я и дня не могу представить без них, —
— Я достаточно думал об этом, — Бэр задумчиво посмотрел на Кеннеди. — Когда-нибудь я хочу получить все то, с чем столкнулись вы. Я люблю детей. Я люблю семью. Но также я люблю разнообразие. Ты же знаешь меня.
— Да, знаю, — он усмехнулся термину «разнообразие», но ему было известно, каким преданным был Бэр. — Ты спас меня мужик. Уже даже не подсчитать какое количество раз.
— Нет, я не делал этого. Никто в этой жизни не может спасти кого-то еще, кроме себя. Ты знаешь это. Ты сам спас себя. Ты вытащил свой зад из автобуса и нашел себя здесь, и ты также вытащил сюда своего брата. Мужик, — сказал Бэр, — даже будучи подростком, ты работал намного усерднее, чем большинство мужчин, которых я знаю.
Трумэн улыбнулся, вспомнив те острые ощущения, которые получал от учебы, и от выполнения поставленной перед ним задачи.
— Ты дал мне шанс выйти из ада, в котором я вырос. Ты научил меня, что это — иметь чувство гордости, — он встал и начал расхаживать, и в этот момент фары засветились в начале подъездной дорожки. Его пульс ускорился.
— Это она? — спросил Бэр.
— Кто еще приходит сюда так поздно? Я сейчас вернусь, — он оставил для Джеммы записку в ее машине, но хотел увидеть ее лицо, когда она будет ее читать.
— Чувак, — крикнул ему вслед Бэр, — ты сказал, что ей не придется тебя видеть.
Трумэн перестал идти, и незнакомый автомобиль выехал на стоянку. Пассажирская дверь открылась, и кто-то высокий, слегка пошатываясь, вышел из нее.
— Это не она, — он оглянулся на Бэра. — Останешься с ними, ради меня?
— Ты знаешь, что да, — Бэр поднялся на ноги и встал между стоянкой и детским манежем.
Глаза Трумэна надолго застыли на Куинси, худощавое тело которого медленно двигалось к нему. Волосы брата падали ему на глаза. Его тело покачивалось как дерево на ветру, когда он накренился вперед.
— Это достаточно далеко, — прокомментировал Трумэн, пытаясь понять, кто сидит за рулем старого седана с низкой посадкой, но было слишком темно.
— Эй, мужик, — невнятно пробормотал Куинси.
Трумэн скрестил руки на груди.
— Кто в машине?
— Никто, — Куинси положил руку в передний карман, затем вынул ее, а затем снова засунул в карман.
— Я вижу, ты здесь не для того, чтобы получить помощь по очистке организма от наркотиков.
Куинси отвернулся, и Трумэн сделал шаг вперед, принимая серьёзный вид, смотря в остекленевшие глаза брата, полуприкрытые веками.
— Я использовал все деньги на кремацию мамы, — его слова слились в невнятные слоги. — Я надеялся, что ты мог бы помочь мне.
— Чушь собачья. Я дал тебе деньги.
Его брат отвернулся, а затем снова посмотрел на машину.
— Если я не заплачу…
Еще одни передние фары сверкнули и съехали с главной дороги на длинную подъездную дорожку.
Мир, в котором он растил его и боролся за него.
Мир, в котором он пытался спасти своего брата от всего.
Мир, который испортил всю его совершенную жизнь.
Он не может даже лгать самому себе. Он сделал свой выбор, когда решил спасти задницу брата, но это не остановило весь гнев и разочарование, разливающиеся в нем.