— Вот и славно. Тогда я отдам нужные распоряжения. Конечно, мне придется обсудить это с другими регентами, но не думаю, что они станут возражать. О, и имейте в виду, что формально дать обеты вы будете вправе лишь в начале августа — до той поры всякое введение в сан запрещено, а мы же не хотим, чтобы позднее кто-то нас уличил, что в вашем случае были допущены отклонения от правил… если вы все же удостоверитесь в своем призвании, добавил архиепископ с масляной улыбкой. — Однако соблюдать устав вы можете начать немедленно. Прямо с завтрашнего дня, если пожелаете.
Слава Богу, хотя бы небольшая отсрочка! Джаван склонил голову.
— Благодарю вас, ваша милость. Могу ли я провести пару дней в уединении, дабы поразмыслить над этим?
— Разумеется, мой мальчик!
Хьюберт настоял затем, чтобы они вместе помолились у него в молельне. Всего несколько минут — но они показались принцу часами. Все то время, что они стояли рядом на коленях, Джаван подавлял в себе искушение ринуться в Портал и сбежать — куда угодно, лишь бы подальше от Хьюберта. А ведь он только что обрек себя провести долгие годы бок о бок с ним, в постоянном притворстве, играя в очень, очень опасную игру.
Но все это ради благой цели, сказал он себе. У его союзников-Дерини больше нет выхода на регентов; а у Джавана есть. Точнее, только на одного из регентов, но и с Хьюбертом будет непросто справляться в ближайшие годы. А самая мысль о том, чтобы пытаться повлиять на Мердока или Рана, казалась невозможной на данном этапе игры. Смягчить хотя бы отчасти религиозный фанатизм Хьюберта будет нелегко, тут понадобится огромная ловкость и осторожность. Прежде Джаван и не подозревал в себе таких способностей, но после сегодняшнего он наконец поверил в себя. Если он преуспеет, то сможет сделать хоть что-то для спасения Дерини…
Кроме того, за эти годы он должен как можно больше узнать о холодном, бездушном мире политики, где ему придется вращаться, если он надеется стать королем. В монастырской тиши ему будет легче сделать это. Джорем и Ивейн придут в ярость, когда узнают, на что он решился, ибо даже временные обеты сделают куда более осязаемой угрозу, что со временем Хьюберт может попытаться против воли запереть его в какую-нибудь отдаленную обитель… и убрать таким образом еще одного принца, так же, как они могут убрать беднягу Алроя — хотя для короля смерть будет единственным исходом.
И все же он должен рискнуть. Как должен был рискнуть и с Реваном, чтобы дать их плану наибольший шанс на успех. Это оправдывало и боль, и унижение от наказания, если только он выиграл для Ревана хоть немножко времени… а похоже, он все-таки добился своего!
У Джавана нещадно саднило все тело, когда Хьюберт наконец отпустил его, и он едва не рыдал от боли, когда Карлан снимал с него рубаху и смазывал раны. На сей раз паж взял другой бальзам, он успокаивал и притуплял боль, и почти усыпил Джавана.
Перед тем, как погрузиться в беспамятство, принцу показалось, что кто-то еще стоял рядом с Карланом, помогая ему…
Чужое сознание коснулось его с материнской лаской, даруя понимание и утешение, и слезы облегчения выступили на глазах у принца. И спасительная тьма наконец окутала его.
Глава XXVII
И всякое пророчество для вас то же, что слова в запечатанной книге.[28]
— О, вы бы видели его! — с восторгом воскликнул Ансель Мак-Рори, когда они с Джессом Мак-Грегором ворвались в зал Совета Камбера тремя днями позже. — Как он был великолепен, наш принц! Я знаю, ты был против, Джорем, но он все отлично рассчитал, лучше всех нас. Это был триумф! Люди просто обезумели. Теперь они сотнями стекаются послушать проповеди Ревана и принять крещение. Мы с Джессом за два дня насчитали не меньше дюжины Дерини, верно, Джесс?
Улыбаясь до ушей, тот бросил пару пропыленных седельных мешков рядом с креслом, и они с Анселем заняли места за столом, по обе стороны от пустующего кресла Тависа.
— Да, и вы можете гордиться вашими парнями из Трурилла, леди Ивейн, — добавил Джесс. — Они подхватывали окрещенных, едва те выйдут из воды, и сразу отправляли их в безопасные места.
Ивейн не отозвалась, и Джорем покосился сперва на Кверона, а затем на Ниеллана, самого старшего по возрасту, но младшего из членов Совета, давая ему знак продолжать.
— А что с Торквиллом де ла Марчем? — спросил Ниеллан. — Когда той ночью мы связались с Сильвеном, он сказал, что
Ансель кивнул, внезапно притихнув, чувствуя что-то неладное.
— Да. Конечно, сразу вернуть ему его способности было невозможно. Такая доза мераши… у него тут же начались бы конвульсии, но… послушайте, в чем дело? Что-то стряслось, чего мы не знаем? Все ведь было замечательно, пока мы были там! Или эти проклятые регенты…