Он притащил ведро к крану на задней веранде, налил туда жидкого мыла, а затем пустил горячую воду. Теперь у него перед глазами была только пена на поверхности. Ещё был шум льющейся воды.
Впрочем, он расслышал голос незримого для него Джорджа.
— Не очень полное, а то не поднимешь.
— Ага.
— Ты не совсем понимаешь, где находишься, — вскоре заметил Джордж.
— Я в «Новом Пути».
— В котором «Новом Пути»?
— В Санта-Ане.
Джордж поднял ведро, показывая, как лучше держать проволочную ручку и как раскачивать ведро при ходьбе, чтобы вода не выливалась.
— Потом, наверное, переведём тебя на остров или на одну из ферм. Но сначала мытьё посуды пройдёшь.
— Это я могу, — сказал он. — Мытьё посуды.
— А животных любишь?
— Ага.
— А земледелие?
— Животных.
— Ладно, посмотрим. Подождём, пока поближе с тобой не познакомимся. Да это и не очень скоро будет. Здесь так и так все по месяцу на мытье посуды стоят. Все, кто сюда приходит.
— Мне бы типа хотелось на природе, — сказал он.
— У нас несколько разных участков. Мы определяем, кому какой лучше подходит. Знаешь, ты можешь здесь курить, хотя это не поощряется. Здесь не «Синанон»; там вообще курить нельзя.
— У меня нет сигарет, — сказал он.
— Мы выдаём каждому жильцу по пачке в день.
— А деньги?
У него их не было.
— Это бесплатно. Тут всё бесплатно. Всё, что надо, ты уже заплатил. — Джордж взял швабру, сунул в ведро и показал, как мыть.
— А почему у меня денег нет?
— Потому же, почему и бумажника. И фамилии. Но тебе всё вернут. Именно это мы и хотим сделать — вернуть тебе то, что у тебя отобрали.
— Туфли не по размеру, — сказал он.
— Мы зависим от пожертвований, но только новых вещей, из магазинов. Потом мы, наверное, с тебя мерку снимем. Ты все туфли в коробке попробовал?
— Ага, — сказал он.
— Ладно, вот тебе ванная на первом этаже. Вначале займись ею. Затем, когда сделаешь — по-настоящему хорошо сделаешь, идеально, — бери ведро со шваброй и топай наверх. Я тебе покажу там ванную. Дальше будет ванная на третьем этаже. Но чтобы подняться на третий этаж, тебе нужно спросить разрешения, потому что там живут тёлки. Так что вначале спроси кого-нибудь из персонала; никогда не поднимайся туда без разрешения. — Джордж хлопнул его по спине. — Ну как, Брюс? Порядок? Всё понял?
— Ага — сказал Брюс, надраивая пол.
— Ты будешь делать эту работу, — объяснил Джордж, — ванные мыть, пока не сможешь делать работу получше. А вообще-то не важно, чем человек занимается. Главное, чтобы он всё делал как надо и этим гордился.
— А я когда-нибудь стану, каким был? — спросил Брюс.
— Каким ты был, ты сюда попал. Если ты снова станешь, каким был, рано или поздно опять сюда попадешь. Причём в следующий раз можешь не перетащиться. Что, нет? Тебе ещё повезло, что ты здесь — ты еле-еле сюда добрался.
— Меня кто-то сюда привёз.
— Ты счастливчик. В следующий раз тебя могут не привезти. Просто вывалят на обочину и скажут, что так и было.
Он продолжал драить пол.
— Сперва лучше заняться раковинами, потом ванной, потом унитазами, а уж пол в последнюю очередь.
— Ага, — сказал он и поставил швабру.
— Тут нужна сноровка. Ничего, научишься.
Сосредоточиваясь, Брюс увидел перед собой трещины в эмали ванны. Тогда он побрызгал на трещины очистителем и пустил горячую воду. Поднялся пар, и он стоял в облаке, пока пара становилось всё больше и больше. Ему нравился запах.
После ленча Брюс сел в комнате отдыха и стал пить кофе. Никто с ним не заговорил — все понимали, что он ещё переламывается. Сидя и потягивая кофе из чашки, он слышал их разговор. Тут все друг друга знали.
— Если бы ты смотрел глазами мертвеца, ты по-прежнему мог бы видеть, но не смог бы управлять глазными мышцами, а значит, не смог бы фокусироваться. Ты не смог бы повернуть голову или глазные яблоки. Ты только смог бы ждать, пока мимо проследует какой-нибудь объект. Ты был бы скован. Просто ждал бы и ждал. Жуткая была бы сцена.
Брюс смотрел на пар от кофе — только на него. Пар поднимался; ему нравился запах.
— Эй.
Его коснулась чья-то рука.
Женская рука.
— Эй.
Он немного повернул глазные яблоки.
— Ты как?
— Нормально, — сказал он.
— Тебе уже лучше?
— Мне нормально, — сказал он.
Брюс наблюдал за паром, поднимающимся от кофе; он не смотрел ни на женщину, ни на кого-то ещё. Только смотрел и смотрел на свой кофе. Ему нравилось, что запах такой тёплый.
— Ты мог бы кого-то видеть, только когда они проходили бы прямо перед тобой. Только там, куда бы ты смотрел, и больше нигде. Или если бы лист или ещё что-то проплыло бы у тебя перед глазами, только это бы навсегда и осталось. Только лист. Повернуться ты бы не смог.
— Ага, — сказал он, обеими руками сжимая кофейную чашку.
— Прикинь, каково быть разумным, но не живым. Видишь и даже что-то соображаешь, но не живёшь. Только смотришь. Что-то узнаёшь, но не живёшь. Человек может умереть и существовать дальше. Порой то, что смотрит на тебя из чьих-то глаз, быть может, умерло ещё в детстве. Оно там мёртвое, но по-прежнему смотрит. На тебя смотрит не просто тело, в котором ничего нет; там что-то есть, но мёртвое. Всё смотрит и смотрит; оно не может перестать смотреть.