Скользя во тьме

Внутри голограммы, в широкополосном цвете с высоким разрешением, сидели Баррис и Лакман. Сидя в лучшем кресле, какое было в гостиной, Баррис склонялся над гашишной трубкой, которую уже много дней мастерил. С застывшим от сосредоточения лицом он всё обматывал и обматывал белой ниткой чашечку трубки. Лакман горбился над кофейным столиком, набивая полный рот приготовленными на скорую руку цыплятами Свенсона и одновременно следя за идущим по телевизору вестерном. Рядом на столике, сплющенные его мощным кулаком, валялись четыре пивные банки. Лакман не глядя протянул руку за пятой, уже ополовиненной, опрокинул её, разлил, всё-таки ухватил и изрыгнул проклятие. Услышав проклятие, Баррис поднял голову и одарил приятеля взглядом Миме из «Зигфрида»^{11}, а потом снова принялся за работу.

Фред продолжал наблюдать.

— Блядские вечерние программы, — изрыгнул с полным ртом Лакман, а потом вдруг выронил вилку и вскочил на ноги. Неуверенно потоптавшись, он резко развернулся к Баррису, вскинул обе руки вверх и молча замахал ими — рот его раскрылся, и полупережёванная пища посыпалась на пол, на одежду. Кошки с энтузиазмом кинулись подбирать.

Баррис приостановил свою возню с трубкой и принялся глазеть на несчастного Лакмана. В ярости, теперь уже изрыгая жуткие гортанные хрипы, Лакман одним взмахом руки очистил весь кофейный столик — пивные банки и тарелка с грохотом рухнули на пол. Испуганные кошки метнулись в разные стороны. А Баррис по-прежнему неподвижно глазел. Несколькими нетвёрдыми шагами Лакман добрался до кухни. Смонтированный там сканер, проецируя свой куб перед застывшим от ужаса взглядом Фреда, зафиксировал, как Лакман слепо шарит по кухонному столу, ища стакан, потом пытается повернуть ручку крана и налить в стакан воды. Фред вскочил перед монитором; буквально прикованный к месту, в кубе второго монитора он увидел, как Баррис, так и не поднявшись из кресла, снова усердно обматывает ниткой чашечку гашишной трубки. Баррис даже не поднимал голову; второй монитор показывал, как серьёзно он погрузился в свою работу.

С аудиокассет выплёскивались надрывные, неистовые звуки страдания — Лакман задыхался. К ним добавлялся жуткий грохот кастрюль, сковородок и разнокалиберных тарелок, которые Лакман сбрасывал на пол в надежде привлечь внимание Барриса. Среди всей этой вакханалии шумов Баррис продолжал методично обматывать свою трубку и не поднимал взгляда.

На кухне, в кубе первого монитора, Лакман вдруг упал на пол — не постепенно, сперва на колени, а разом, с глухим стуком — и застыл, распластавшись. Баррис не прекращал обматывать ниткой свою гашишную трубку, и теперь в уголках его рта стала заметна подлая улыбочка.

Так и стоя на ногах, Фред потрясённо таращился, наэлектризованный и парализованный одновременно. Затем он протянул было руку к полицейскому телефону рядом с монитором, но помедлил и продолжил наблюдать.

Какое-то время Лакман неподвижно лежал на кухонном полу, пока Баррис всё наматывал и наматывал свою нитку. Склоняясь над трубкой, как старушка над вязанием, Баррис улыбался себе под нос — улыбался и слегка покачивался взад-вперёд. Затем Баррис вдруг отшвырнул трубку, встал, кинул острый взгляд на распростёртую в кухне фигуру Лакмана, разбитый стакан рядом с ним, на весь мусор, кастрюли и осколки тарелок — и тут физиономия Барриса внезапно изобразила притворную тревогу. Баррис сорвал с себя зелёные очки, гротескно распахнул глаза, всплеснул руками будто бы в беспомощном страхе, немного побегал туда-сюда, потом засеменил к Лакману, застыл в метре от него — и, тяжело дыша побежал назад.

Он разыгрывает свой спектакль, понял Фред. Изображает сцену паники и внезапного обнаружения. Будто бы он только-только на эту картину наткнулся. В кубе второго монитора было видно, как Баррис, побагровев, распрямился, горестно выдохнул, а затем потащился к телефону. Схватил трубку, выронил, снова дрожащими пальцами подобрал… Он как бы только сейчас обнаружил, понял Фред, что Лакман, оставшись один на кухне, до смерти подавился куском пищи. Никто его там не слышал и, соответственно, не мог помочь. А теперь Баррис отчаянно старался позвать на помощь. Слишком поздно.

В трубку Баррис почему-то стал говорить странным — писклявым и медленным — голосом:

— Алло, это я в ингаляционный или реанимационный отряд звоню?

— Сэр, — проскрежетала телефонная трубка из динамика рядом с Фредом, — там кто-то не может дышать? Вы хотите…

— По-моему, сердечный приступ. — Теперь Баррис говорил в трубку низким и настойчивым, профессионально-спокойным голосом — тоном убийственным от сознания серьёзности угрозы и от того, что время уходит. — Либо это, либо невольное удушение куском пищи.

— Какой у вас адрес, сэр? — перебил оператор.

— Адрес, — повторил Баррис. — Так-так, сейчас посмотрим… адрес у нас…

— Господи, — вырвалось у Фреда.

Распростёртый на полу Лакман вдруг судорожно вдохнул. Задрожав всем телом, он выблевал застрявший в горле кусок, заметался, а затем, раскрыв опухшие глаза, уставился прямо перед собой.