Сколько живёт любовь?

— Отдохнуть вам хорошо. Поклон от меня Юлии Петровне. Передайте. Не забудьте. Я восхищён ею… Вы обладатель чудесного клада… Не каждому мужчине так везёт. Смотрите не потеряйте, желающие на такую женщину быстро сыщутся… Подберут и глазом не успеете моргнуть. — Улыбался он посасывая трубку.

Рутковский стоял красный как рак не сводя глаз с вождя. Тот прячет улыбку в усах, а глаза жёсткие с прищуром и в том прищуре не смех… "Юлия, Юлия… он знает, что я чуть тебя не проворонил и смеётся сейчас надо мной… или предупреждает о возможных ошибках? Дудки, больше я не попадусь".

В кабинет бочком зашёл Поскрёбышев, в руках у него был огромный букет роз. Он застыл в ожидании распоряжения хозяина, не зная, что ему с тем букетом делать. Сталин махнул рукой с трубкой, мол, отдай герою. Поскрёбышев плюхнул цветы на руки оторопевшего Рутковского и вышел. Маршал наконец-то догадался устремить удивлённый взгляд на Сталина. Мол, это что?

Тот усмехнулся в усы и развернулся в полуоборота.

— Не вам… Передайте Юлии Петровне… от меня… Идите, идите…

Сцепив пальцы и зубы, маршал не мигая смотрел в окно. Чёрная правительственная машина несётся по приморскому шоссе. Он возвращался к жене. Была уже почти полночь. Сбоку шумело, отливая чешуёй и напоминая сказочное рыбное чудовище, море. Небо тоже было похоже на море: всё в белёсых волнах. Луна, зацепившись за гору, конкурировала с фонарями, освещая шоссе. Рука упёрлась в сидение и укололась о шипы. Ооо! Чуть не двинул ей в стекло. Нет, сдержался, конечно, вместо этого приложил уколотое место к губам. "Юлии розы от Сталина… Ничего себе сад-огород! Дьявольщина, не зря он начал с семьи. Подтекст понятен. Значит, имеется какая-то грязная бумага на эту сладкую тему. Нацарапали. Приготовились. И меня в лоб предупредили. Это надо же было так точно выбрать "матрас", — выругал он себя. — Как я мог в той девчонке ошибиться. Думал, молодая, глупая… Оказалась та ещё щучка. Не мог тихую невзрачную найти, нет интеллигентную надо было, чтоб стихи любила, пела. Ну теперь вот наслушаюсь по самые жабры". Голова полыхнула жаром. Стало душно. Опустил стекло. В салон ворвался ветерок и зашевелил волосы. Прохладная ночная свежесть обдала лицо. Подъезжая к корпусу, заметил в окне свет. Юлия, как всегда не спит. Волнуется и ждёт. Его ожёг стыд. "Замучил я её. Сколько же она бедная перетерпела и выдержала, пока я своим величием и безнаказанностью упивался. Свободу ложкой хлебал… А ещё обижаемся, когда женщины утверждают, что мужики, как эгоистичные дети. Голову себе в самый раз оторвать!"

Ночь опутывала паутиной, оголяя, как замёрзшие ветки страхи и предположения. Юлия действительно не находила себе места. Мечась от окон к двери, она почти была не жива. Сил ни плакать, ни жить не было, шевелиться тоже. Всё совершенно безразлично, безнадёжно. Плюхнулась лицом в подушку. Капает вода… Она не прикрутила душ… Но чёрт с ним, встать нет желания… Ах, как медленно тянется время! Может быть, часы не в порядке? Поднесла их к уху. Нет, идут. Узнав шаги, вскочила, понеслась, распахнула дверь быстрее нежели он взялся за ручку.

— Костя, милый! — Растерялась наткнувшись на букет невероятного размера. — Что это?

— Вот тебе на. Почему мой Люлюльчик на ногах, а не в постельке? — делано весело заявил с порога. — А это цветы… тебе… от Сталина…

Заметила сразу: на губах улыбка, а в глазах тревога и грусть. Выдохнула:

— От Сталина?… Вернулся, уже хорошо. Остальное переживём. Жарко, а ты до ушей по форме. Давай помогу раздеться.

Страх отвалился, боль исчезла. На сердце у неё стало так легко, что голова немного закружилась точно от бокала вина. Юлия бросила на стол букет и бабочкой летала около него помогая раздеваться. "Господи, спасибо! Куда не повернись, я везде твоя должница".

Освобождаясь от кителя попросил:

— Пойдём, искупаемся?!

— Тебе похоже не помешает, горишь весь.

Выпив бутылку минералки и натянув спортивные брюки, он объявил, что готов. Они, стараясь не топать, прошли по коридору и под бурчание дежурной: — Не спится им. — Взявшись за пальчики, пошли к воде. Море, серым атласным одеялом, лежало под ногами, края которого украшала плотная пена, напоминающая кружева. Костя, быстро освободившись от одежды, нырнул, а Юлия, как всегда замешкалась.

— Люлю, ну что же ты копаешься, иди. Вода парное молоко.

Не дожидаясь пока она доберётся до него, он ринулся к ней навстречу и, поймав, поцеловал в глаза. А, набрав в грудь воздуха и приготовившись к её реакции, прошептал:

— Меня отправляют в Варшаву министром обороны.

Она вздрогнула и, опережая его слова, оправдывая свою слабость, ответила:

— Прохладно.

Приложившись щекой и поелозив губами, ухватил мочку вспыхнувшего ушка он продолжил:

— Сама понимаешь, выбора у меня не было. Меня опять поставили перед фактом.