Сколько живёт любовь?

Юлия слушала его, молчала, а голову клевала мысль: "Ах, дорогой, вот мы и приплыли. Вы подставлялись самым глупым образом. Вам для этого и дали свободу, чтоб побольше набрали на себя дерьма. Война, это война и что не замечалось и прощалось там, колет глаза теперь. И про честь мундира ты хорошо вспомнил, во время. Как тяжело будет стирать эти пятна тебе со своего мундира, когда, какая — то тварь тебя начнёт мазать, используя это для того, чтоб отодвинуть назад или отомстить. И им будет наплевать на то, как ты гениально разрабатывал операции, брал города, в общем, воевал и побеждал. Ведь войны нет, и в ближайшем будущем не предвидится, ты больше не нужен. В политике ты не искушён и даже, как любимец народа очень опасен, значит, постараются оттеснить тебя на задний план. А чем тебя взять, везде кристально чист, остаётся — "воробушек". Ты им сам, собственными руками, орудие против себя в руки вложил. Милый Костик, очень скоро ты пожалеешь о своей слабости и самоуверенности".

Он набегавшись опять остановился напротив неё, откинув полы кителя засунул руки в карманы.

— Люлю, ты почему молчишь, не согласна со мной?

Юлия погладила выгнутую колесом в благородном порыве гнева его грудь.

— Ещё как согласна. Про честь мундира никогда не грех подумать и желательно всем. — И тише но твёрдо добавила. — От солдата и до маршала.

Костя ничего не ответил. Оно и понятно — оцепенение. Но выйдя из него заметался по комнатам. Одной уже явно не хватало. Даже подбегал к окну надеясь разглядеть ответы там. Юлия молча наблюдала. "Пусть побегает, вон как разбирает!" Она сходила за успокоительными каплями и всё это разложила на всякий случай перед ним на столе.

Он, перестал ходить, встал как вкопанный и покрутив шеей, посмотрел на неё внимательно.

— Ты на что намекаешь?

Юлия сверкнула смеющими глазами: "Дошло!"

— А ты на что подумал? — не отвела взгляда она. Устроив ему вопрос на вопрос.

Такого Костя не ожидал.

— Что-что? Я тебя правильно понял, та история меня может, каким-то крылом задеть? — поёжился он под её напором.

— Думаю да и не одним. И не просто задеть, а и лягнуть.

— Птицы не лягаются, — ухмыльнулся по ходу разговора он.

— Зато сверху гадят и, как правило, в самый не подходящий момент.

Лёгкая разминка насторожила. Такого ещё не было. Юлия не только слушает, но и наносит удары. Она явно намекает на то, чтоб хорошего наперёд не ждал. Он удивлёно поднял брови.

— Но это ж моя жизнь, баба… Кого могут мои выходки и чудачества интересовать. В конце концов, почему я должен, кому я что должен? Я что один там… Опять же у каждого своей дури… Какого чёрта всё валить в одну кучу. Никогда не поверю, что главное в человеке — трусы со всем содержимым.

Голос Рутковского осёкся. Юлия поднялась, наполнила стакан водой и протянула мужу, который выпил его залпом.

Юлия отвернулась. "Балда!" Она промолчит, пусть жестокая правда прозвучит не сейчас, позже и лучше не её устами. Рутковский дёрнулся, развернул и впился в неё острым взглядом: "Что происходит?" На эту тему они никогда не заводили разговор. Прошло и прошло. И вдруг…

Ей опять захотелось бросить ему: "Сколько тебе лет, ты что в детство впал, не понимаешь?" Только она не поддавшись искушению не вспыхнула, а проглотила тот "крик души" и сказала ровно и не торопясь:

— Однако это не совсем так. Вернее, если б ты не был Рутковским, то пожалуй только меня и твою дочь, но на каких высотах ты, помнишь? В политике и карьере, как и у женщин, любое средство для достижения цели хорошо. Вас этой свободой просто заманили в клетку. Каждый в той мутной воде ловил свою рыбку. Это вы воевали, а других заботило совершенно иное. Берлин — ваше дело брать, а их — набрать на вас всех компромат, чтоб держать потом подальше и покрепче. Или ты считаешь, что Сталин не знал, как Жуков своей любовницы Лидочке боевых орденов и медалей во всю грудь навешал? За что? Подстилки у нас в разряд героических профессий вошли? Ему ещё припомнят, что он выше героизма солдата ценил свои интимные потребности. Про свои грешки ты сам знаешь. Думаю, нам надо быть готовым к неприятностям. Это только начало.

В душе от разговора оседал неприятный осадок. Посерьёзневший Рутковский подошёл к столу. Налил себе уже остывшего чаю, задумчиво поболтав ложечкой залпом выпил, как будто это была вода и уставился на жену.

— Чёрт!.. — воскликнул он, не сумевший скрыть своего изумления. — Но она не такая, никто, никогда не узнает, она точно будет всё отрицать. К тому же у нас договор… Сталин в курсе… Твоё разрешение в кармане…

В памяти всплыла девушка, молодая, маленькая, с личиком ангела. К тому же простодушная, как ребёнок. В глаза заглядывает. Верит глупышка всему, будто вчера на свет родилась. Он любил ей поплакаться. Он жаловался- она слушала, сострадала и душу свою подушкой подкладывала. Принимала всё и была счастлива, что ему легче стало. Нет, не станет она ему палки в колесо вставлять…

Юлия равнодушно спокойна.

— Ты слышал о "медовых ловушках"?

— Медовых… что?… Нет-нет… глупости всё это… Только не она…