Сколько стоит ваше сердце?

— Знаю. — Марк помолчал, формулируя для учителя то, что ему самому было кристально ясно с самого детства и ни в каких дополнительных доводах не нуждалось, — Я хочу быть частью чего-то большого и сильного. Важного для Империи. Щитом для тех, кто не способен защитить себя сам. И каждый раз, когда я беру в руки оружие, я хочу твердо знать, что делаю это по праву и для хорошего дела. А рядом со мной встанут те, кто думает так же.

— О-о-о-о! — протянул мэтр. Вокруг его внимательных глаз собрались морщинки, — Ты всегда был идеалистом. Я думал, годы избавят тебя от этого. Ошибся… А ведь я редко ошибаюсь.

— Быть может, я нужен этой земле именно таким? — спросил Марк.

Мэтр покивал, потом покачал головой. Усмехнулся.

— Тебя не переспоришь. Как странно… Обычно идеалисты — это неистовые мальчики с горящими глазами и такими же горящими сердцами. Чистые и доверчивые. Которым мозг только мешает в пути на жертвенный костер.

Марк, выслушав эту циничную фразу только согласно хмыкнул.

— А в тебе словно слились Змей и Дракон. Стремление к Небу, и четкое понимание, что путь лежит по земле, со всем ее несовершенством и грязью. И спокойная готовность пройти сквозь эту грязь, оставаясь чистым.

Марк молчал. Таких откровений от мэтра он удостаивался не часто, а, точнее — никогда.

— Я смотрел на тебя в детстве и смотрю сейчас и не могу понять…

— Чего, мэтр? Может быть, я помогу?

— Ты — паренек с улицы. Ребенком прибился к мусорщикам, потом тебя продали в трактир, но оттуда ты сбежал. Воровал…

— Воровал, — спокойно согласился Марк. Он не видел причин этого стыдится, и все проповеди жреца Святых Древних так и не пробудили в мальчике раскаяния за стянутую еду и башмаки. Последнего он никогда не отнимал.

— Меня изумляют твои руки. Они тонкие. Пальцы длинные, как у музыкантов или художников.

— Или у карманников, — поддакнул Марк.

— Или у них, — согласился мэтр, — Но у карманников даже в зародыше не бывает того, что у тебя в избытке.

— Что же именно? — Марку и в самом деле стало интересно.

— Чувство чести, — со значением произнес мэтр, — оно у тебя врожденное. И очень строгое.

— Любопытно узнать, какой вывод вы делаете из этих предпосылок…

— Ты записан Винкером со слов мужчины, который привел тебя в приют. Нужно было дать тебе хоть какую-нибудь фамилию, и он, не мудрствуя, дал тебе первую, что пришла на ум. Не самую редкую, но и не самую распространенную в Империи. Я записал его имя. Феро… Писарь Феро.

— Зачем вы мне это говорите, мэтр?

— На всякий случай. Вдруг тебе захочется узнать — кто ты и как попал в приют Змея. Это ниточка. Слабая, но по ней можно пойти. И, сдается мне, мой мальчик, на конце этой ниточки тебя ждет сюрприз.

— Что вы подозреваете? — прямо спросил Марк.

— Что ты — не простолюдин. Возможно, незаконнорожденный сын дворянина… или дворянки.

— Плод любви баронессы и конюха, выкинутый в сточную канаву, — Марка передернуло, — таких вещей о себе лучше не знать.

— Лучше все же знать, — мягко поправил мэтр, — и быть готовым к тому, что это узнает кто-то еще. Чтобы суметь отразить удар. Ты поднимаешься вверх, мальчик мой. К таким вершинам, на которые и глядеть-то страшно, вдруг шея переломится. А на этих вершинах щиты держат круглые сутки и не ошибаются вообще. Потому что любая ошибка — это смерть. Без вариантов.

— Вот поэтому я и хочу в армию, — кивнул Марк в такт своим невеселым мыслям, — там, если и прилетит под ребра, так хоть заранее ясно от кого и за что. Не так обидно. Ну да, Боги дадут, все получится. Генерал Райкер почти обещал мне Кайору…

— Ты… береги себя, сынок. Побережешь?

— Как получится, но — постараюсь.

— В Кайоре очень ловко управляются с ножами.

Вместо ответа Марк вскинул ладонь и на пятерне, вдруг, сама собой, появилась юкка… Мэтр Габрио заинтересованно склонил голову. Юкка пришла в движение и закрутилась на ладони быстро-быстро.

Мэтр хмыкнул. И тоже вскинул пятерню. Его юкка имела более длинное лезвие и была темнее и тяжелее. Она качнулась — и завертелась волчком, так же быстро. А потом — мэтр слегка наклонил кисть, чуть отставил большой палец — и нож заплясал уже не на — а вокруг ладони.

Марк расширил глаза. Улыбка из ободряющей превратилась в охреневающую. Ладонь повторила маневр. Юкка — тоже. Веером раскрылись пальцы и нож принялся порхать между ними с такой скоростью, что нервные зрители зажмурились. Все оба.

Больше нервных в таверне не нашлось, зато нашлись азартные. Бармен начал торопливо принимать ставки.

Мэтр уверенно улыбнулся, растопырил пальцы и его юкка завертелась между ними с удвоенной скоростью. Директор с вызовом посмотрел на ученика.

Марк хмыкнул — и юкка пошла описывать восьмерки вокруг ладони. Мэтр ответил восьмерками вокруг локтя.

Лицо директора было каменным, глаза — спокойными, нож плясал как нанятый за золото… Только рядом с седым виском напряженно подрагивала голубая жилка.

Марк тихонько рассмеялся и прижал свою "птичку" большим пальцем, останавливая бешеный танец. Мгновение — и юкка исчезла. Так же как появилась.