Сколько стоит любовь?

Он протянул ей гвоздики, стараясь уберечь костюм от томатного соуса, которым она закапала стол. Она посмотрела на цветы, потом на него, снова на цветы.

– Это мне?

Если ее голос всегда будет таким мягким и нежным, а в глазах будут блестеть слезы, он станет покупать цветы всю жизнь, каждый день. Целые охапки.

– Я подумал, что тебе понравится.

Она взяла букет у него из рук так осторожно, будто он был хрустальный. Из-под длинных ресниц на щеку скатилась слеза. Он приподнял ее лицо за подбородок и убрал слезу поцелуем, ощутив вкус соли на языке.

– Это гвоздики, – сказал он.

– Я знаю. О, Грейндж, они чудесны.

Поскольку Грейндж боялся, что сейчас подхватит ее на руки и унесет в спальню, невзирая на томатный соус, он пробормотал, что ему нужно переодеться. К тому времени, как он вернулся, одетый в рубашку, которую ему подарила Сирена, и спортивные брюки, гвоздики уже стояли в вазе – изящный веер из бледно-розовых и алых цветов на фоне листьев папоротника.

– Очень красиво, – похвалил он Сирену. – Только не говори мне, что ты когда-то работала в цветочном магазине.

– Нет, но мы с мамой участвовали в выставках цветов.

На кухне не было ни одной незаставленной поверхности, горели все конфорки, а в раковине высилась гора посуды. Ну и что? Зато здесь была она.

– А я-то думал, ты пройдешься по магазинам.

– Я пробовала. Это скучно.

Скучно? Предполагается, что женщины должны обожать магазины. Но какая разница? Она выключила одну конфорку, подошла к нему, скользя босыми ногами по кафелю, обвила руками его талию и подняла глаза. От этого взгляда он почувствовал себя нужным. Может быть, любимым.

Что он мог сделать? Только обнять ее и ответить на призыв полураскрытых губ.

К черту обед. Единственное, чего он хотел, это любить ее.

Не прерывая поцелуя, Грейндж выключил плиту. Когда он взял ее на руки, она прижалась головой к его шее. Белокурые волосы упали к нему на грудь, и он подумал, что до спальни слишком далеко.

Он опустил ее на пол рядом с постелью, и она быстро расстегнула его рубашку. Он старался не задеть огромные серьги, когда снимал с нее через голову красный свитер, потом потянулся к застежке бюстгальтера и почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой.

Все было как в шестнадцать лет – сплошные гормоны и яростное стремление к познанию величайшей тайны жизни – секса.

Простого, чистого, неомраченного секса.

Сирена быстро выскользнула из джинсов и медленно-медленно стянула белые кружевные трусики. Он толкнул ее на кровать и, едва успев все с себя скинуть, оказался рядом с нею. Она раскрыла объятия, все ее тело призывало его. Он принял этот дар – руки ласкали ее грудь, ноги сжимали полные бедра, язык проникал в глубину рта. Она подалась к нему навстречу.

Когда он вошел в нее, она снова выгнулась, прижалась к нему всем пылающим телом. Ее голова была откинута назад, рот открыт. Груди, казалось, сами тянулись к нему.

Он обнял ее за плечи, накрыл ее своим телом и, почувствовав упругость полной груди, переменил положение и сжал зубами твердый сосок. Она издала глубокий протяжный стон.

Он потерял контроль над собой и излился в нее.

– Я не хотел, чтобы так получилось, – оправдывался Грейндж. Она все еще лежала под ним, словно слившись с его телом, и он чувствовал на щеке ее горячее дыхание. – Как у животных.

– Будет и по-другому, не так быстро. Но это было прекрасно.

Он поверил, потому что ее тело не могло обманывать. Чтобы ей было удобнее, он приподнялся на локте, теперь только его нога прижимала ее к постели. Они даже не сняли покрывало. Он подумал, что может так провести всю оставшуюся жизнь – с ней, в постели. Отдавшись эротическим грезам, он сжал пальцами ее еще не потерявший твердости сосок.

– Ты удивительная женщина. Нет, молчи. Большинство людей были бы не в состоянии думать ни о чем, кроме этого нежданного богатства, а ты – ты даже приготовила обед. – Он усмехнулся. – Во всяком случае, пыталась, но тебя что-то отвлекло.

– Интересно, что же? – Сирена прижала ладонь к его груди. Он подумал, что она хочет послушать, как бьется его сердце.

– Признаю свою вину. – Что еще нужно в жизни? Разве нельзя остаться здесь навсегда? Любить ее. Узнавать ее.

Любить ее?

Грейндж перекатился на спину, заложил руки за голову и уставился в потолок, чувствуя на себе взгляд Сирены. Раз она цыганка, то, может быть, знает, о чем он думает. Мысль о том, что он может влюбиться – не желать кого-то, а именно влюбиться, – ставила под сомнение любые его разумные действия. Разумеется, его и раньше влекло к женщинам – таким же женщинам, как он сам, которые ценили упорядоченную жизнь, общепринятые нормы, чувство ответственности. Как все люди, которые аккуратно платят налоги, тянут лямку и… и что? Люди, которые доживают до старости, ни разу не бросив снежок после того, как им исполнилось двенадцать?

Он содрогнулся.

Сирена успокоила его дрожь, медленно водя пальцами по его груди, а потом коснувшись кончиком языка его уха. Она действительно была удивительной женщиной.

Женщиной, которая стояла на пороге важного решения.

Он привлек ее к себе.