Сколько стоит любовь?

Герти осторожно завернула музыкальную шкатулку в бумагу и достала ящичек поменьше, украшенный изображением батальной сцены с лошадьми, развевающимися флагами и солдатами в ярких мундирах.

– Просто не верится. Ты представляешь себе, что это такое?

Гэллам взял ящичек в крупную мозолистую руку и осторожно снял крышку.

– Табакерка. Это даже я знаю. У тебя их видимо-невидимо.

– Таких у меня нет, – объясняла Герти мужу, в то время как Сирена смотрела на Грейнджа, придумывая, о чем с ним заговорить. – По сравнению с этой вещицей то, что есть у меня, просто барахло.

– Вот уж никогда не думал, что услышу, как ты называешь свои сокровища барахлом, – поддразнил ее Грейндж, не отрывая взгляда от Сирены. – Что в этой штучке такого особенного?

– Что? – Герти приосанилась, очень довольная, что может выступить в роли лектора. – Может быть, я обыкновенная провинциалка, но не говорите, что я не разбираюсь в антиквариате. К вашему сведению, мистер преуспевающий банкир, это табакерка времен Георга IV. Не подделка, которую можно купить на каждом углу, а творение тех времен, когда мастерство по-настоящему ценилось. Это сокровище, настоящее сокровище.

– Сколько же оно стоит?

Вопрос Грейнджа отвлек внимание Сирены от изысканной вещицы, которую Гэллам передал жене, и она ждала ответа со смешанным чувством нетерпения и опасения.

– Не могу сказать. Цены на антиквариат все время меняются, и, живя здесь, мне трудно следить за рынком. Об этом лучше поговорить с экспертами, а еще лучше – с куратором музея.

У Сирены кружилась голова. Было бы очень интересно, действительно очень интересно, узнать, какая сумма стоит за каждым предметом из отцовской коллекции. У него не было ни одной поцарапанной, треснутой или поломанной вещи. Отец покупал всегда самое лучшее и не распространялся о том, сколько заплатил.

Грейндж опустился на колени рядом с Сиреной и слегка толкнул ее локтем, пробормотав, что она заняла все место. Он кивнул, увидев в руках тетки узорчатый голубоватый графин с массивной стеклянной пробкой.

– Вот это даже мне нравится. В таком же президент банка держит виски, только он другого цвета.

Герти внимательно разглядывала графин со всех сторон. Когда она увидела клеймо на дне, у нее расширились глаза.

– Глазам своим не верю. Настоящее бристольское стекло. Видите инициалы мастера? Это Майкл Эдкинс, одна из лучших работ. – Она с вызовом посмотрела на мужа, словно ожидая возражений, но он не возражал. – Да, это Майкл Эдкинс, – повторила она. – Несколько его изделий хранятся в Британском музее. Сирена, ваш отец знал, что собирать.

Это стало еще более очевидным, когда Герти обнаружила нож, вилку и ложку итальянской работы шестнадцатого века, кружку для эля времен Чарльза II, которой исполнилось четыреста лет, корпус стариннных часов из золота с эмалью. Когда она добралась до коробки со старинными пуговицами, Сирена поняла, что слышит дыхание всех присутствующих, его заглушали только звон в ушах и удары ее собственного сердца. Герти наконец подняла голову. На ее щеках горели красные пятна.

– Вы понимаете теперь, что вам досталось? – еле слышно прошептала она.

Сирена молчала.

Герти взглянула на племянника, вслед за ней Сирена. Грейндж стоял и смотрел на нее, просто смотрел. Потом глубоко вздохнул.

– Сирена, – продолжала Герти, – в этих коробках масса ценных вещей. На десятки тысяч долларов.

– Тысяч? – У Сирены все расплылось перед глазами. Десятки тысяч. От отца. Нет, Герти, конечно, преувеличивает, ошибается.

– Что с вами?

Почувствовав, что рука Грейнджа сильно сжала ее плечо, Сирена быстро сморгнула. Еще мгновение, и она разревется, чего с ней не случалось со дня смерти отца. Она быстро-быстро замигала, боясь, что не сумеет сдержать слезы.

– Я не знаю.

– О чем вы думаете?

Сирена была тронута волнением, прозвучавшим в голосе Грейнджа.

– Не знаю. – Она стянула на шее длинное ожерелье так, что бусинки врезались в кожу. – Я потрясена. Папа… У него никогда не было денег. Когда он работал, ему хорошо платили. Но перерывы в работе – они съедали все, что удавалось отложить. – Сирена выпустила из руки бусы и провела дрожащим пальцем по узкогорлой вазочке, расписанной цветами и птицами, про которую Герти сказала, что это Китай, восемнадцатый век. – Как он тратил деньги, сколько платил за эти вещи? Я не знаю. И если они так дорого стоят, почему он ничего мне не говорил? – У нее запершило в горле.

Грейндж обнял ее за плечи. Она прислонилась к нему. Он казался надежным, уверенным в себе, прочно связанным с реальностью. Именно это и было ей сейчас нужно – вернуть ощущение реальности.

Она с трудом сглотнула. И все же ей нужно было выговориться.

– У дедушки и бабушки было много красивой мебели, даже ручной работы. Бабушка собирала посуду, а дедушка очень гордился кружками, которые стояли на каминной полке. Папа говорил, что он от них научился ценить старые, с любовью сделанные вещи. Но это… – Снова очертания вещей расплылись, и ей пришлось схватиться за руку Грейнджа.