Сколько будет 2+2?

Диалектика является одним из специфических отражений именно этой высшей логики жизни. Но вместе с тем лишь «одним из» и не более того, ибо реальная жизнь все же богаче. В то же время тайна формальной логики сродни той, которая окружает математику: ее объект так же не имеет никакого физического аналога и вместе с тем строгие ее законы непреложны для всего физического мира. Словом, ни одна из этих логики не в силах подменить собой другую, но вместе они образуют собой, вероятно, самый мощный инструмент, каким только располагает человеческий разум.

Наверное, если бы формальная логика была способна регулировать ограничения, накладываемые на закон исключенного третьего, и содержала в себе правила, способные отслеживать ключевые изменения объекта как под влиянием внутренних факторов его развития, так и под воздействием любых других начал (включая и самого исследователя со всем его инструментарием), никакой нужды в диалектике не было бы. Возможно, существовала бы всего одна. Но как бы то ни было, сегодня и формальная и диалектическая логики обнаруживают себя как некоторые полюса гипотетической единой всеобъемлющей методологии познания.

Конечно, это очень упрощенное представление, и, как всякое упрощение, оно, разумеется, страдает своими изъянами, но в качестве предварительного определения и оно может кое-что прояснить.

Беда в том, что ни знание формально-логических законов, ни овладение диалектикой не помогают делу. В свое время Гегель сказал, что знание логики столь же мало помогает познанию, сколь знание законов пищеварения – перевариванию пищи. Так что сегодня нет способа, который мог бы формализовать процесс открытия, превратить его в какой-то доступный – пусть даже не всем, а только немногим – алгоритм. Но это совсем не значит, что такой логики нет, и очень часто мы обнаруживаем, что каждое великое открытие – это в то же время и новый шаг в формировании метода научного исследования. Ведь в сущности вся наша методология – это конструкция, находящаяся в стадии строительства, которое будет продолжаться еще очень долго.

Поэтому сегодня справедливо утверждать, что всякий прорыв в любое новое измерение реальной действительности совершается в принципиально вне-логической сфере. Иными словами, как во вне-формальной, так и во вне-диалектической. Словом, в тех глубинных слоях нашего сознания, которые еще не вовлекаются в единое организованное движение дисциплинирующим воздействием обеих логик.

Как кажется, ключ к решению состоит именно в подчинении целям нашего познания той глубинной «до-логической» сферы нашего сознания, которая предшествует организованной обработке фактов.

В сущности речь идет о единой методологии творчества. Как кажется, она должна существовать, иными словами, должны существовать какие-то свои – в конечном счете поддающиеся выявлению – закономерности, которые обусловливают и рождение новых художественных ценностей, и постоянное расширение и углубление научных знаний. В противном случае нельзя было бы объяснить самую возможность познания; думается, нет необходимости доказывать, что именно творчеству исследователя принадлежит ведущая роль и в этой сфере духовной деятельности человека. Ведь если механизмы рождения всего того нового, благодаря чему развивается наша цивилизация, принципиально недоступны и неподвластны нам, то причиной всех свершаемых нами открытий является уже не наша собственная деятельность. Все то, что приходит в нашу голову, находило бы объяснение только в одном – в своеобразном «нашептывании» со стороны какого-то внешнего высшего разума. Вспомним, когда-то давно так с греками говорили их боги, и только указания олимпийцев давали смертным ключ к решению всех сложных задач. Однако, если к открытию причастны не мы сами, но Кто-то другой, то какова же тогда цена нашего собственного таланта, и есть ли он вообще? Кстати, и в греческой мифологии простому смертному не дано было изменить что-то в этом мире. Такое было подвластно только герою, но герой – это всегда потомок кого-то из богов.

Уже один только этот вопрос заставляет отказаться от порождающей его гипотезы.