Скобелев, или Есть только миг…

– Вы стали разбираться в особенностях фортификации, доктор? – усмехнулся Скобелев. – Приятно слышать. Откуда же у вас эти сведения?

– От капитана Млынова.

– Господа офицеры, получасовой перерыв, – тут же распорядился Михаил Дмитриевич. – Подумайте об идее ускоренной осады, когда будете перекуривать.

Дождался, пока все вышли, подсел к Гейфельдеру:

– Значит, он спасся?

– Я нашёл его в Бами, в лазарете. Однако он весьма ослабел, не исключаю возможность гангрены, а посему я распорядился немедленно отправить капитана на Кавказ.

– Что он ещё просил мне передать?

– Они интересовались количеством верблюдов. И ещё – странная фраза – Млынов убеждён, что о каком-то человеке в ярко-малиновом халате текинцы ничего не знают.

– Прекрасные сведения, – улыбнулся Скобелев. – Не припоминаете ли чего-либо ещё, доктор?

– Какая-то девочка. Кажется, её зовут Кенжегюль. Её мать спасла капитана.

– Кенжегюль, – повторил Михаил Дмитриевич, вероятно для того, чтобы запомнить. – Коли это все, то я приглашу офицеров…

– Увы, это не все, Михаил Дмитриевич, – с горечью сказал Гейфельдер. – Я привёз горестные новости.

– Горестные?

– Пришла телеграмма, Михаил Дмитриевич, – доктор нервно потёр ладони. – В ней сказано… В ней сообщается о кончине вашей матушки Ольги Николаевны.

– Кончине?.. – с какой-то удивлённой недоверчивостью переспросил Скобелев.

– Примите мои соболезнования, дорогой Михаил Дмитриевич…

– Скоропостижно? Несчастный случай?

– Подробности в телеграмме не сообщаются.

– Она же никогда ни на что не жаловалась…

В комнату начали возвращаться офицеры. Скобелев резко поднялся:

– Благодарю вас.

Прошёл к заваленному картами столу, поворошил бумаги, не поднимая головы. Сказал вдруг:

– Прощения прошу, доктор рекомендует трехдневный отпуск. Продолжим по окончанию оного.

И стремительно вышел.

3

Скобелев сразу же выехал в свой особняк под Кизыл-Арватом, взяв с собою только денщика Анджея Круковского. Анджей был сдержан и молчалив, а главное – он хорошо знал Ольгу Николаевну, и в этом молчании было некое единение. Он спрашивал только в том случае, если требовались уточнения, и без приглашения никогда не входил. Молча накрыл стол к ужину по приезде и, поклонившись, пошёл к выходу.

– Останься, – вздохнул Михаил Дмитриевич. – Матушку помянем.

– Рано, Михаил Дмитриевич, – тихо сказал Круковский. – Надо подтверждения обождать.

– Ну, так просто вместе перекусим.

Анджей сел к столу, но ни у денщика, ни у генерала не лез кусок в горло, хотя они порядком проголодались. Кое-как и кое-чем перекусили, Круковский убрал со стола и удалился, а Михаил Дмитриевич остался наедине со своими думами.

Сказать, что он любил матушку больше, чем отца, было бы и просто и неверно. Он боготворил её, равно как и она – его, и никакие параллели здесь были неуместны. Фотографию Ольги Николаевны Скобелев с собою не захватил, поскольку считал это почему-то дурной приметой, а тем вечером пожалел об этом, потому что уж очень ему хотелось увидеть её лицо. Он пытался вызвать его в своей памяти, но ничего не получалось, и он мучился, пытаясь читать и не воспринимая ни строчки даже из своего любимого Лермонтова.

Лёг он довольно поздно, боясь, что начнёт долго и напрасно вертеться в постели, призывая сон. Так оно и случилось, несмотря на то, что он порядком устал в тот день. И лишь под утро он заснул, надеясь увидеть матушку во сне. А на заре проснулся, потому что ему приснилась-таки матушка, но – в гробу. И почему-то белом…

«Не зря я место указал, куда положить меня, – с горечью подумал он. – Там теперь и ляжем, все трое. Последние Скобелевы… А она так мечтала скобелят понянчить…»

К завтраку пришёл Гродеков. Дел у него особых не было, но, беспокоясь за Скобелева, он их придумал на ходу:

– Чем войскам заниматься в ваше отсутствие, Михаил Дмитриевич? Может быть, провести ещё одну рекогносцировку?

– Не к чему, – буркнул Скобелев. – На передовой пора в землю зарываться, а в тылу… – Он на миг задумался. – В тылу железной дорогой займитесь, Николай Иванович. Сколько вёрст они освоили?

– Двадцать две с половиной.

– К январю должны проложить путь до Бами.

– У них маловато сил, Михаил Дмитриевич, для такого рывка.

– Отрядите к ним всех праздношатающихся и дайте разрешение нанять местных рабочих. Оплату казна гарантирует. И торопите их, торопите. Удивить – значит победить.

Сейчас исполнительный, точный и весьма заботливый начальник штаба раздражал Скобелева. Он ждал телеграммы с подробностями о смерти матушки, надеялся, что она вот-вот придёт и что принесёт её доктор Гейфельдер. Николай Иванович это понял, тотчас же раскланялся, и Михаил Дмитриевич вновь остался со своими думами и ожиданиями.

Гейфельдер появился уже после обеда, и по его лицу Скобелев понял, что телеграмма пришла. Спросил отрывисто:

– Какова же причина?

Доктор растерянно развёл руками:

– Трагическая, Михаил Дмитриевич.

– Что в ней?