Читаем Скобелев полностью

Старик бросил на Скобелева взгляд. Во взгляде этом мелькнул ужас, и Михаил Дмитриевич понял, что пришла пора наносить решающий удар:

— Твою внучку зовут Кенжегюль, и она все еще в руках текинцев в Геок-Тепе.

Старик молчал, низко опустив голову.

— Ты сведешь меня с Тыкма-сердаром. Если откажешься, текинцы отрубят сердару голову и вырежут весь твой народ. Вместе с твоей внучкой.

Старик продолжал молчать.

— Но ты не погибнешь, не надейся, — холодно улыбнулся Скобелев. — Ты останешься жив, и до конца дней своих будешь терзать свою душу воспоминаниями о том, как ты предал собственного сердара, собственную внучку и собственный народ. Под надежный замок его, Баранов. Парламентер с моим письмом Коджар-Топас-хану должен завтра утром выехать в Геок-Тепе.

Старик поднял голову:

— Мне нужно два дня.

— Тебе уже ничего не нужно.

— Мне нужно два дня, чтобы связаться с Тыкма-сердаром, — упрямо повторил старик. — На третью ночь великий Гез-каглы встретится с ним. Клянусь Аллахом.

Скобелев в упор посмотрел на него.

— Клянусь Аллахом, — повторил старик. — Если этого мало, позовите муллу, и я поклянусь на Коране.

— Я хочу поверить тебе, — сказал наконец Михаил Дмитриевич. — Но если ты обманешь, Коджар-Топас-хан получит мое письмо. Баранов, проводи аксакала.

<p>2</p>

На следующий день старик на базаре не появился. Обеспокоенный Баранов в обед доложил об этом Скобелеву.

— Надо было установить за ним наблюдение, Михаил Дмитриевич. Надо было! Я уже подготовил для этого двух толковых туркменских милиционеров.

— Никаких наблюдений, — буркнул Скобелев. — Старик — хитер и осторожен. Спугнуть недолго.

— Что же прикажете: сидеть и ждать?

— Прикажу сидеть и ждать. Тыкма-сердар — единственный, кто может помочь Млынову. Если он еще жив.

В том, что Тыкма-сердар не имеет никакого отношения к исчезновению бывшего адъютанта, Михаил Дмитриевич уже не сомневался. Наиболее вероятной оставалась версия, выдвинутая Барановым, — о том, что Млынова убили и закопали где-то под Красноводском, но это выглядело чересчур уж по-европейски, и Скобелев решительно не желал ее принимать. Он упорно продолжал верить, что друг его еще жив, где-то зачем-то спрятан, и в этом случае разыскать хотя бы следы капитана мог только сердар.

Однако при этом он предполагал, что его встреча с Тыкма-сердаром пройдет точно так же, как и встреча сердара с Млыновым, о которой подробно капитан рассказал при первой же их встрече. Допустимо ли было ему, генерал-адъютанту Государя и командующему Закаспийской группой войск, ехать одному в сопровождении двух джигитов неизвестно куда? При таком повороте событий все козыри оказывались в руках сердара. В самом деле, зачем Тыкме было рисковать, хитрить и изворачиваться, если он получал возможность тихо и спокойно задержать генерала, спрятать в укромном месте и получить за него от Коджар-Топас-хана и деньги, и уважение, и свободу для своего племени, если племя вообще его интересовало? Он сам, по собственной воле отдавался во власть кондотьера, для которого не существовало ни чести, ни совести, ни каких бы то ни было моральных обязательств.

Все так, все так, но только на второй чаше весов лежала судьба Млынова, не прояснить которую со слабой надеждой спасти жизнь одному из самых преданных лично ему друзей Скобелев не мог. Это было бы предательством, черный крест которого перечеркнул бы не только все гордое прошлое его, но и все будущее, весь остаток жизни, отпущенный Михаилу Дмитриевичу. В конце концов ради ясности в судьбе Млынова Скобелев сам сдал карты для игры втемную: настала пора играть без права проигрыша, только и всего. «Нет уж, батюшка, я всегда застрелиться успею…» — так, кажется, сказал он после свидания с плененным Османом-пашой?

Вспомнив собственные напыщенные слова, Скобелев усмехнулся и положил в нагрудный карман кителя браунинг калибра шесть и три, прозванный офицерами дамским. Он был уверен, что старик появится если не к вечеру, то уж утром наверняка.

Старик и впрямь утром объявился на базаре, о чем Баранов тут же и доложил Михаилу Дмитриевичу.

— Покрутись с ним рядом, — сказал Скобелев. — И учти, я поеду на его условиях.

— Не слишком ли…

— Не слишком. Ступай, Баранов, только первым к старику не подходи.

Все проходило по отработанной с Млыновым схеме, и Михаил Дмитриевич чуточку погордился собственной прозорливостью. Свидание назначалось в полночь, стариковский шепот потребовал проехать через базарную площадь и ждать. Скобелев пересек площадь, и к нему тут же приблизились два молчаливых джигита.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии