Особенно Лиз рассмешили подстаканники, она, посмотрев, как с ними управляется Нил, попыталась отпить кофе, но с первого раза ничего не вышло, и залитую салфетку было решено ликвидировать. Кофе действительно был хорош, и настроение окончательно стало беспричинно веселым. Даже несмотря на то, что воспетая классиком «мадлен» оказалась всего-навсего паршивеньким, рассыпающимся кексом на маргарине.
— Пойду покурю. — Нил потянулся за пачкой «БТ».
— Хочешь мои попробовать? А можно и здесь курить, потом дверь откроем.
Лиз вытянула неправдоподобно тонкую, похожую на белый гвоздик сигарету. «Vogue» — прочитал Нил на пачке. Он перевел взгляд на руки и замер, пораженный.
Такие тонкие, хрупкие пальчики, ногти, не тронутые лаком, прозрачные. Ни у кого прежде он не видел таких тонких кистей, а пальцы, прикасаясь к предметам, казалось, вот-вот сломаются.
Они закурили. Лиз курила как подросток, и это выходило у нее очень смешно.
— Я вообще-то не курю, это во время экзаменов меня научили ребята, вот приеду к отцу и брошу, он будет очень сердиться. Я не люблю его огорчать, он у меня очень серьезный, и огорчать его чревато.
Приглашения к разговору не понадобилось. Лиз начала говорить, как будто они знали друг друга с детства, просто давно не виделись.
— Я поступила в Академию художеств. Это была моя мечта. Буду изучать искусство в вашем прекрасном городе. Я была раньше только в Москве, по папиному поручению, он, кстати, очень неплохо разбирается в живописи, у него большая коллекция. Там я познакомилась с папиными друзьями. Одна девушка, Таня, она училась в Ленинграде, мне и рассказала про Академию и, вообще, про Ленинград. Я буквально заболела этой идеей. Пришлось папе сдаться и разрешить мне поступать, теперь я вынуждена за это расплачиваться…
— Как это — расплачиваться? Он не хочет оплатить твое обучение? Или не может?
— Я не о деньгах. Просто предстоит одно не очень приятное дело в Германии… Папа меня встретит, я не очень хорошо говорю на немецком… А в России мне очень понравилось, хотя меня родители запугали немного перед поездкой. Особенно мужчинами. Папа очень боялся, что меня сразу окрутит какой-нибудь еврей. Очень трудно эмигрировать из России, а все евреи хотят уехать, вот и кидаются на всех иностранок подряд…
— Ну, далеко не все, это твой папа сильно преувеличил, — отозвался Нил.
Он сидел на откидном стуле напротив Лиз, и рассеянно слушал, потому что видеть ее было куда интереснее. Лиз, сидящая по-турецки напротив него, и впрямь была воплощением совершенства. Светлые волосы, карие глаза, постоянная улыбка на почти детских губах — все в этой девушке было необыкновенным, притягательным. Все в ней было странным и волшебным…
— Я, правда, не сильно разбираюсь в евреях, но друзей у меня появилось много. Меня все любили и заботились, и мне не интересно знать их национальность. А поклонников хозяйка квартиры, где я жила, прогоняла быстро, только цветы отбирала. Папа не разрешил мне жить в общежитии, потому что там очень грязно и много тараканов. Он даже не подозревал, что это не главная беда. Да я и сама бы уехала из la obschaga, потому что там все пьют очень плохое вино и очень много. Папины московские друзья меня поселили у хорошей женщины, она меня, правда, стерегла, но хоть чисто было. Я много рисовала, мы с ребятами ездили на этюды за город. Я уже в Москве когда была, много рисунков сделала, мне особенно нравятся портреты, я показала в Академии, меня даже похвалили. Да, что я все о себе, расскажи и ты. Куда едешь?
— В Париж.
Ресницы Лиз затрепетали.
— Но… Но ведь обыкновенных русских дальше Восточного Берлина не выпускают!
— Обыкновенных — нет.
Лиз вся подобралась. Нил улыбнулся, поняв, какие чувства борются сейчас в душе девушки. Страх и жгучее любопытство.
— А какая у тебя профессия? — победило, наконец, любопытство.
«Я понял твой вопрос, детка, — мгновенно пронеслось в голове. — Ответ утвердительный. Единственная профессия, дающая право оказаться по ту сторону Берлинской стены. Хотя легенды прикрытия многообразны. Журналист, дипломат, торговый представитель, технический советник, научный консультант, лингвист…»
— Я лингвист.
— Едешь во Францию работать?
— Работать и жить.
— В первый раз?
— Ну, работать мне приходилось и прежде. Насчет жить — не могу сказать наверняка…
— Как жаль, что я не смогу тебе показать Францию, а Париж — это моя любовь, там у меня много друзей, я знаю все уголки, я настоящая фанатка-парижанка. Я очень скучаю по родным местам, хотя путешествовать просто обожаю!
Лиз рассмеялась чему-то своему. Она, казалось, не умеет не радоваться.
Застукало в голове: «Это невозможно, не нужно…» Сразу стало тесно и душно в пространстве купе-коробки.
— Я открою дверь, ты не против? — как бы защищаясь от неотвратимого, спросил Нил.
— О, да, конечно, я не боюсь синяков.
— Не синяков, а сквозняков, — поправил Нил. Теперь они рассмеялись оба.
— А давай кроссворды разгадывать? Меня моя хозяйка научила, чтобы русский язык лучше знать. У меня и журнал где-то есть.
Лиз подтянулась и по приставной лестнице забралась наверх. Нил, вздохнув, сказал: