Скитания

Команда оставалась неподвижна, Сумеречный глядел на кровь, измаравшую серые доски палубы, наклонился, окуная в нее пальцы, рассматривая:

— Надо же… Откуда кровь у лишенного тела? Какая я удачная иллюзия. Так ведь? Иллюзия для борьбы с асурами. Тварь, с которой сотворили.

Небо кренилось тучами, тащилось за морским течением. Все тише становилось вокруг. Одинокие птицы не встречались в небе, исчезли и рыбы, что порой мелькали призрачностью иного мира под гладью воды. Тишина. Даже волны не тревожили звуками борта бригантины. Паруса на фок-мачте безвольно обвисли. Лишь слегка колыхался грот-трисель. Вперед увлекал не ветер. Отнюдь не ветер.

— Иллюзия… — выдохнул едва слышно Сварт. Его безумие обретало голос и признавало свою нереальность.

А существовал ли корабль? В воцарившейся мертвенной тишине капитан уже не верил себе. Возможно, он сидел в темноте карцера. В камере обреченного на смерть.

Сумеречный Эльф встряхнул головой, и кровь исчезла с ладоней, с тела, с одежды. Изошла из раны, которая тоже пропала. Снова, опять!

— Мы можем просто поговорить? Я не прошу меч, я не буду нападать, — поднял он глаза: — Нам осталось всего два часа.

— Два часа до чего? — вздрогнул Сварт. Два часа до казни? Два часа до прозрения.

— Чтоб открылось окно, — ответил Сумеречный. — Я уйду. Обратно.

— Куда?

— Откуда пришел.

— Я разгадаю твой план! — злился на сложность загадки Сварт.

— Да. Когда-нибудь, очень скоро, — вздохнул Эльф и окинул взглядом команду. Медленно, печально. Как будто каждого заметил и разглядел. Что он в них нашел? Рабы! Подхалимы! Группа пропащих людей. Но пленник смотрел без ненависти.

— Люди… люди, — вздохнул Сумеречный Эльф. — Люди плавятся в закате, как свечи. Застывают, как обломки января, как снежинки на ладони. Тают — новая заря. Новая свеча вспорхнула, полетела напролом. Души, души — только время. Время вечно о былом.

Небо кружилось над кораблем, заворачивалось кругом, неправильно и туго, задыхалось ранним закатом. Темнело слишком быстро. Сварт это заметил, когда мгла скрыла полумесяц. А только ведь недавно настал рассвет!

Сварт нервно выставил сабли, сам не зная, для чего. Вена на лбу пульсировала, отдавалась сдавленной злобой в сердце. Но он заставил себя стать вновь спокойным, хоть все вокруг терзалось тревогой: и пришелец, и небо, и тишина моря.

— Что ж, если не больше двух часов. Я подожду, — согласился он.

Сумеречный оживился, но маска шута уже не прилипала к лицу. Он вновь окинул взглядом команду и, сгорбившись, охнул, обнимая себя руками, оседая на палубу, как будто тысячи копий вонзились в него. Знал он что-то. Что-то ужасное! Сварт в очередной раз представил карцер висельников. Зловонный каменный мешок без окон, куда сажали самых опасных преступников, которые потеряли счет своим жертвам. Карцер для таких, как он.

— Что за жалкая комедия! — небрежно фыркнул Сварт. — Делай что хочешь. Пока что. Я буду наблюдать за тобой. Не думай, что окажешься сильнее на этот раз, если попытаешься сражаться.

Сумеречный Эльф улыбнулся, загадочно, туманно. Тепло? Сварт уловил лишь снисхождение и оскорбление в такой ухмылке.

«Два часа, — думал он: — Если он не уйдет через два часа, я… Проклятье! Да что же мне делать через два часа?»

Сумеречный все рассматривал растерянную команду. Он вытянул руку, как будто пытался удержать кого-то на краю пропасти, но схватил только воздух. Вскоре он вздохнул и затих, запрокинув голову к небу.

Сварт наблюдал, пытаясь хоть что-то выудить из этих действий противника. Списывать все на то, что им попался псих, слишком просто. Психом объявляют, когда не хотят по-настоящему мыслить. Сварт надеялся постичь замысел пришельца.

Сумеречный устроился на свитых кантах, что раньше служили ему цепями. Сварт, приказав команде вернуться к своим делам, остался у борта, просматривая одновременно и палубу, и творящее за пределами корабля.

А творилось что-то неладное: вода мутнела и пенилась. Местами, за пределами течения, кружили водовороты и выплескивались пузыри от подземных вулканов.

Сварт подозревал, что корабль не выберется… Подозревал? Нет, уже почти знал. Знал с тех пор, как они потеряли курс и попали в это коварное течение.

Прощался ли он с жизнью? Нет, рассудок заставлял что-то придумать, не смиряться. Верил ли он в жизнь за гранью? Тоже нет. Но стойко принимал, что может и не выбраться. Еще не гасла последняя надежда обреченных. Уже такое случалось, когда не верилось в победу — как-то выбирались. Кто боится пропасть — не выходит в море. Кто боится жить — может и не жить.

Но теперь, в присутствии пришельца, острее обычного нахлынули дурные предчувствия: «Когда же удача покинула нас? В тот самый миг поражения. Да, когда Маиму-Длинноногий раскрыл заговор. В тот самый миг удача покинула нас. Он выпил ее! Ее можно выпить, впитать! Что за бред? Это все какая-то мистика! Но с тех пор ему везло, а нам нет! Наверное, так с каждыми, кого он побеждал»

Пленник наблюдал. Они следили друг за другом, как звери перед прыжком. Напряжение нарастало, неожиданно Эльф, вскинув брови, спросил:

— Мы можем поговорить?