Скиталец

Но руки короля никогда не ослабевали. Ричард не знал, что такое страх перед стихией, потому что никогда не тонул и был напрочь лишен воображения, чтобы всерьез забеспокоиться из-за доброй мили холодных глубин под килем его корабля. Государь жил настоящим мгновением, самыми конкретными образами, и не сомневался в собственном всесилии, а иногда это полезно.

— Ваше величество, умоляю, спуститесь вниз! — заорал перепуганный Монтгомери, видя, как прямо на него по морю несется волна размером с добрую гору.

Налетела, ударила по пальцам, оторвала от фальшборта и швырнула спиной вперед… Ошибка Монтгомери состояла в том, что он привязал себя к мачте слишком длинной веревкой. Несчастного графа, до сих пор с трудом переносящего длительные путешествия по морю, перебросило через противоположный фальшборт, и он по пояс остался висеть за бортом. Его трепало волнами, душило водяной пылью, через каждую секунду окунало в море, натягивающаяся веревка пережала Эдмеру живот, и он едва мог вдохнуть.

Пока моряки заметили его бедственное положение (а произошло это лишь потому, что кто-то из них налетел на веревку, туго растянутую от мачты до фальшборта на уровне пояса) да собрались его вытягивать, граф уже почти задохнулся. Вытащили его лишь с третьей попытки, когда у Монтгомери выкатились глаза — от боли и удушья. Его поволокли в трюм — откачивать.

Король ничего не слышал и не видел. В кипящей пене и плещущих брызгами гребнях волн ему чудились острия копий, лезвия мечей, летящие по ветру плащи (плащи поверх доспехов — это неудобно и невероятно, зато красиво, поэтому такое можно видеть лишь на турнире) и края нарамников,[4] накинутых поверх доспеха. А потому, когда шторм немного успокоился, а из-за выглянувшего вдали островка вынырнули три побитых штормом корабля, Ричард нисколько не удивился. Казалось, он ждал чего-то подобного.

За спиной государя испуганно закричали матросы, среди которых были и французы, и англичане:

— A pirate! Pirate![5] Ah, diable![6]

Судя по обводам, один из этих кораблей когда-то построили в Венеции, второй — на Сицилии, а третий, самый потрепанный, — во Франции. Несмотря на сбитые надстройки и переделанные реи, — чтобы можно было растянуть более широкие паруса, а значит, быстрее двигаться, — опытному глазу было видно, что это бывшие торговцы. Судя по всему, суда были захвачены и кое-как переделаны в боевые. Такие довольно тихоходны, неповоротливы, но зато куда устойчивее на волне — наверное, потому и уцелели во время бури.

На лице короля Английского появилось хищное выражение. Он смотрел на приближающихся пиратов так, словно целился в них из лука, но в то же время был благодарен им за внезапное появление. Теперь Ричарду было с кем сразиться.

— К оружию! — приказал государь. — Монтгомери, неси мои доспехи! Монтгомери, где тебя черти носят?

— Государь, граф Монтгомери при смерти, — с надлежащей сдержанностью и скорбью произнес один из ближайших матросов — тот, что посмелее. Скорбная маска словно прилипла к разудалому и хитрому лицу.

— Кто ему разрешил? — возмутился Ричард. — Эй, кто там есть! Что мне, самому идти за своей кольчугой и шлемом?

В сундуке, закрытом плотнее других, обнаружилась сухая одежда, и кольчугу не пришлось натягивать поверх насквозь мокрого подкольчужника. Король снарядился быстрее, чем иная дама успевает зашнуровать платье, и скомандовал атаку.

Команды пиратских кораблей были ошеломлены: они привыкли, что от них всегда спасаются бегством и приходится долго гнаться за добычей, чтобы набить себе карман. А здесь жертва, кажется, хотела сама превратиться в охотника. Впрочем, знай пираты, что это боевые суда короля Английского, известного своей свирепостью, они, возможно, и задумались бы, не попытаться ли удрать. Но пока двое оруженосцев искали королевский стяг, да потом отжимали из него воду, да разыскивали веревки, с помощью которых полотнище можно было поднять на мачту, — корабли почти сошлись борт к борту.

Из- за фальшбортов и с той и с другой стороны выглянули лучники и осыпали врага стрелами. Кто-то с воплем полетел на палубу, а кто-то и вовсе за борт. Ветер подгонял суда, и скоро скрип бортов возвестил начало рукопашной. На палубы бывших торговцев полезли прекрасно вооруженные воины, озверевшие от страха во время бури и теперь жаждущие на ком-нибудь отыграться. Одновременно с этим на мачту наконец взметнулось мокрое, жалкое, но еще сохранившее следы былой роскоши полотнище королевского флага: львы и шитые серебром мелкие цветы и узкие листья planta genista, ветки дрока — символа дома Плантагепетов.

Как только с корабля на корабль перекинули мостки, по ним, тяжело ступая подкованными сапогами, спустился Ричард. По знаменитому шлему и знакам, вышитым на сюрко,[7] его, конечно, узнали — и дрогнули. Иметь дело с профессиональными воинами пираты совершенно не желали, тем более что на три их корабля у Ричарда было четыре — все, что осталось у него от огромной армады, разбросанной штормом. Бог весть, где находились остальные суда, в каких уголках Адриатики они искали своего короля.