– Я понимаю, мы все подсознательно стараемся уклониться от неприятной темы. Это тоже черта чисто русской интеллигенции… Пусть решит кто-то другой! Что все-таки будем делать со стариками? Мы их любим, это наши старики. Мы сами в конце концов станем стариками. Так что даже из простого животного эгоизма мы должны оберегать наших стариков, чтобы потом оберегали нас. К тому же понимаем, что только неблагополучные цивилизации сбрасывали своих стариков со скал, как это делали лица кавказской национальности, оставляли замерзать в лесу, как делали славяне, топили, как делали почти все прибрежные народы… У скифов не было ни скал, ни морей, потому они просто рубили своим старикам головы. Это в нашем обществе не пройдет… Точнее, это начнется, когда все рухнет, когда население озвереет и будет драться за последний кусок хлеба, когда будут умирать от голода не только старики, но и дети, женщины и все те, кто не смог озвереть. Но что делать сейчас?
Крылов пожал плечами:
– Не вяжется с современными моральными установками? Тем хуже для этих установок. Просто объявим их устаревшими. Все видят, что в самом деле устарели, все смутно недовольны, но как выбраться из тупика псевдогуманизма, не знают. Мы, скифы, дадим новые установки! Новые и в то же время освященные, так сказать, веками и даже тысячелетиями нашей великой истории скифского народа. Великого скифского народа!
Откин спросил настороженно:
– Какие моральные установки?.. Ты знаешь, с этим надо осторожно.
– Они освящены веками, – ответил Крылов, усмехнувшись. – Это со скифского времени пришли моральные установки, запечатленные в поговорках и пословицах: женских могил нет в поле, мужчина в постели не умирает… и так далее, у одного Даля можешь нарыть десятки. Еще не понял? Надо воспеть героический уход из жизни. Надо славить тех, кто сумел уйти из жизни добровольно, выполнив свое предначертание и ощутив приближение немощи. Создать моду на красивую смерть в старости!
– Но это противоречит христианским…
Гаврилов оборвал себя на полуслове. Владимир-2 сказал задумчиво:
– А что? Крылов прав. У нас будет своя религия. Та, прежняя, но чуточку адаптированная к современности… А что? Разве христианство не адаптировалось? Ведь по христианству все науки – богомерзкие, женщины должны ходить только в платках… Скифы поклонялись Мечу, то была героическая религия. Жить нужно было сурово и красиво, умирать тоже красиво, а не на больничной койке, когда ходишь под себя, а санитарки тебя тайком проклинают и ждут не дождутся, когда же издохнешь…
Откин сказал воспрянувшим голосом:
– Ага, понятненько. Я, значит, пороюсь в словаре Даля. Попробую нарыть этих героических поговорок! А то все чаще теперь слышишь: не будь героем, оно тебе надо, плюй на все и береги здоровье…
– А я песни, – сказал Ласьков. – У меня, помню, на двух дисках попадалось что-то из старого.
– Сборники «Песни наших дедов»? – спросил Откин саркастически.
– «Лучшие песни тысячелетия», – ответил Ласьков уязвленно. – Ну как? А из коллекции твоих дисков ни одна песня не доживет до конца недели.
Явилась Кунигуда, сменила тарелки, в большую вазу насыпала соленых орешков. Оглянулась на распахнутую дверь – видно на ложе распластавшуюся как камбала Ольгу, сказала со смешком:
– Хорошо летчику, прилетает на аэродром, а там его девушка ждет! Хорошо машинисту: приезжает на вокзал, а там его девушка ждет. Хорошо моряку – приплывает в порт, а его там девушка ждет! Плохо только девушке: то на аэродром, то на вокзал, то в порт… Но кому-то повезло: все собрались в одной квартире.
На сайте бушевала буря на скифскую тему. Лилия сбивалась с ног, пришлось добавить еще два форума, по темам. На скифов неожиданно возникла мода, на московских улицах среди молодежных банд рокеров и байкеров появились и крутые ребята с надписями на майках: «Да, скифы – мы!» Их сторонились даже блатные: скифы оказались без тормозов вовсе.
Но его мысли все возвращались к Яне. Он никогда не спрашивал ничего об Алексее, хотя, как понимал с жутким холодком сладкого отвращения, Яна ответила бы честно и просто, как все, что она говорила и делала. И рассказала бы все с подробностями.
Крылов ощутил, что он все еще чуточку отстает от стремительно нарастающего раскрепощения нравов. Может быть, потому, что он все-таки технарь, а Яна из гуманитариев, что во все времена отличались свободой нравов, а за ними покорно шло все остальное человечество.